Эротические страницы из жизни Фролова
Шрифт:
– И ничего там от него не осталось?
– Абсолютно ничего.
– Я знаю. Я сразу почувствовала. Это я просто спросила, чтобы и ты так сказал. А еще десять минут назад он там был. Там, прямо внутри, мерзкий и гадкий.
Она снова к нему повернулась:
– Он не вернется?
– Если вернется - выгоним, - улыбнулся он.
Она тоже улыбнулась и снова откинулась на подушку. Потом протянула руку к промежности, попробовала в разных местах губки и вдруг завела в отверстие пальчик. И тут же вывела.
– Так просто. Все так просто. Он на самом деле исчез. Это потому, что ты - папа?
–
– А если бы кто-нибудь другой, а не ты, - получилось бы? Я имею в виду - тоже хороший. Ну, Толик, например. Как ты думаешь?
– Не знаю. А он хороший?
– Наверное. Мне так кажется. Ты снова будешь меня хотеть?
– Доченька, это совсем не так называется. У меня нет к тебе такого вожделения, какое бывает к женщине, с которой хочешь соединиться в сексе. У нас с тобой, по-моему, вообще не секс, а что-то другое. И я, если и хочу, то хочу именно этого чего-то другого. С мамой совсем не так. Вот ее я хочу. А тебя… даже не знаю, как это словами выразить.
– А для меня это секс. Самый настоящий. И я хочу тебя точно так, как тебя хочет мама.
– Нет, не так. По-другому.
– Откуда ты знаешь?
– Оттуда, - кивнул он глазами к ее ногам, - она сама сказала. Когда они там разговаривали.
– Ему?
– кивнула она заискрившимися улыбкой глазами к его ногам.
– И ему, и мне вообще.
Она снова откинулась на подушку и задумалась.
Совсем не о том они говорят. Не об этом нужно. Ну почему он не знает, о чем нужно говорить? Совсем потерялся…
– Ладно, - загорелась она вдруг каким-то новым интересом, - рассказывай тогда сначала, как ты хочешь маму. Это-то ты сможешь выразить. Только чур - как на духу. Хорошо?
– Хорошо, постараюсь… Понимаешь, это не всегда одинаково бывает. Особенно начало.
– Давай все начала, какие вспомнишь.
– Ну, тогда во-первых, - это по жизни сейчас чаще всего, - когда мы вместе ложимся спать. От нее почти всегда очень приятный запах - на меня он действует, как звоночек на песиков Павлова. Груди сильно заводят - как они выпирают и качаются под ночнушкой. А если голенькие, так вообще. Кожа, когда дотронусь. В любом месте. Но особенно - грудь и шея. И, конечно, если дотронусь рукой между ног. Вот. Это чаще всего главное из того, что действует на меня даже тогда, когда она сама еще не хочет. Нет, еще есть главное - ее движения или, точнее - поведение тела. Как она укладывает или встряхивает волосы, поправляет ночнушку, как ложится, - она всегда что-нибудь подправляет у меня, то подушку слегка, то простыню, то волосы, то на теле что-нибудь как бы лишнее найдет и смахнет пальцами, и все это так осторожно, чтобы я как бы и не заметил. И обязательно улыбнется. Она так вообще всегда делает. А когда еще и сама уже хочет, тут вообще, столько всякого дополнительного появляется, не перескажешь. Я это сразу угадываю, как бы она ни маскировалась. Для меня ее желание - самый сильный возбудитель. Особенно замаскированное.
– Теперь другие начала. Когда не перед сном. А потом о своем вожделении расскажешь.
– Ну, часто все то же самое, но не перед сном и не в постели.
– А еще?
– Иногда просто случайное воспоминание обо всем таком. Даже вне ее присутствия. Но при вспоминаниях чаще все-таки тут же всплывают какие-то детали самого… соития. Это еще
– А еще?
– Еще когда… на нее смотрят мужчины. Знаешь, таким взглядом, особенным. Завожусь тогда с пол-оборота.
– Встает?
– Сейчас получишь по носу за такие слова, - шутливо покачал пальцем.
– Нет. Не обязательно. Просто целый день потом перед глазами эти взгляды, а вечером я ее так отрабатываю, что она аж визжит.
Фу ты, ну ты, что он такое несет? Отрабатываю. Чертова Флора.
– Это от ревности. А еще?
– И по-другому бывает. Когда сам замечу какую-нибудь очень привлекательную незнакомку. На улице, или еще где-нибудь. Именно незнакомку.
– Да?
– удивилась она.
– А хочешь все равно маму?
– Тебе это странно?
– Конечно. А незнакомку, что, не хочешь?
Он задумался.
– Может, и незнакомку как-то. Но все равно мысли возвращаются к маме.
– Хорошо. Примерно ясно, - заключила она.
– Теперь о вожделении. Тоже с начала.
– Ну, сначала появляется… такое шевеление вот здесь, где диафрагма. Как будто она как бы сама приподнимается. Вне зависимости от дыхания. Но и с дыханием тоже что-то связано, здесь, выше, возле ключиц. А уже потом ниже все идет, по животу, туда, в глубину, к самому крестцу. Только потом все к мошонке приходит.
Он снова задумался, но она не стала его торопить, только выставила к нему личико во внимательном ожидании.
– Нет, знаешь, я забыл о самом главном. Воображение. Оно само собой возникает. Это, собственно, не столько сознательное, сколько бессознательное воображение, то есть, наверное и не воображение, а такое состояние тела, которое… близко к тому, что бывает, когда уже соединяешься… Как бы внутри проигрывается заранее то, что должно произойти на самом деле… не столько в осознаваемом воображении, сколько во всем теле, как непосредственное переживание. Ну, и сознательное тоже. Присоединяется или с самого начала приходит. Или не поймешь, что раньше… Наверное, по-разному - когда как.
Она села, поудобнее пристроилась к подушке, поджав к груди обтянутые ночнушкой коленки, обняв их руками и уткнувшись в них подбородком. И молча так сидела, вникая в его слова.
– Знаешь, я как-то однажды попробовал сознательно вызвать в себе такое чувство к одной женщине. Очень симпатичной и очень, как говорится, сексапильной. И она мне, в общем, нравилась. Так вот. Она сидела прямо напротив меня, на диване. Я трусы ее нечаянно увидел, - между коленками промелькнули. Ну, и стал представлять, какая она под одеждой, воображать, как она раздевается, и как я ее раздеваю, и как трогаю за все ее части, ну и как все остальное делаю…
– И что?
– И ничего. Ну, почти ничего. Так, какие-то мимолетные, тут же ускользающие ощущения. А через несколько минут и забыл вовсе о ней.
– Воображение телом… - задумчиво произнесла она после полуминутного молчания.
– Значит, телом, а не сознанием?
– Ну, видимо, так.
– А меня?
– Тебя? С тобой все иначе. Я до того случая вообще тебя никак так не воображал, - ты же моя дочка, мне ничего такого и не могло вообразиться, - ни в сознании, ни в теле. А теперь… конечно, воображаю. И сознанием, и телом. Только совсем иначе. Если это и вожделение, то совсем другого рода…