Errare humanum est
Шрифт:
— А скажи-ка мне, Сидор, — с загадочной улыбкой и уже совершенно спокойно спросил Гурмаев, — откуда тебе все это известно, разве ты рукопись видел?
Лицо Ширинкина сразу окаменело, в глазах промелькнул испуг. Он снова понес околесицу.
— Помилуй Бог, не было греха. Не было! Не видел! Ничего не видел, ничего не знаю. Вот тебе крест, сам не ведаю, что несу…
— Что же, тебе все это приснилось?
— Приснилось, истинное слово, приснилось, — обрадовался Ширинкин. — А я уж так напугался… Шутка ли. а вдруг сон в руку? Дай, думаю, съезжу, упрежу. Сон, он всякий бывает, особенно в наше научное время. Может, гипноз?
— Бывает, бывает, Сидор, — проговорил Гурмаев, жалея Ширинкина.
Надо было что-то предпринимать: с Сидором творилось неладное.
— Ты все же съезди, съезди, — шептал мозолист. — Сон теперь ядовитый пошел.
— Я съезжу, обязательно съезжу, Сидорушка… Ты, главное, успокойся, посиди, а я мигом…
Оставив Ширинкина на террасе, Гурмаев ринулся к телефону.
— Явные признаки душевного расстройства… Видения наяву, бредовые явления, галлюцинации, — кричал он в трубку…
«Это ничего, это быстро поправят. Теперь это бывает, — соображал он. — Информационный взрыв… Стрессы… Нервные нагрузки… Курс уколов, массаж — и все пройдет. Главное, сейчас его успокоить…»
Но когда профессор вернулся на террасу, Ширинкина на месте не было. Гурмаев обошел весь сад, искал в сарае, с содроганием сердца заглянул в колодец. Своего присутствия Ширинкин нигде не обнаружил.
Обеспокоенный, взволнованный странными словами Сидора, томимый смутными предчувствиями, Гурмаев собрался и уехал в Москву.
Часа через полтора на даче Гурмаевых зазвонил телефон. Взявшая трубку Галина Еремеевна едва узнала голос своего супруга.
— Что случилось?
— Приезжай немедленно, — приказал профессор. — Нас обчистили…
Детективные страсти
Увы, профессора в самом деле обобрали. Увезли прекрасные китайские ковры, антикварный сервиз на двенадцать персон, стянули каштановую с проседью норковую шубку Галины Еремеевны. Разрушили весь создававшийся годами и трудами Галины Еремеевны уют, Не побрезговали даже мелочью — прихватили, злодеи, шесть комплектов индийского постельного белья в нежнейшую полоску, два дивных французских парика и тигровый купальник, которым Гурмаева мечтала убить «все Гагры».
В комнатах царил разгром, или, как впоследствии, вспоминая, выражалась Галина Еремеевна, «азиатский цунами»,
Единственным нетронутым в квартире местом оказался туалет: туда-то и скрылась искать утешения рыдающая Галина Еремеевна.
Вид клозета несколько успокоил её, Было ясно, что злоумышленники почему-то обошли стороной этот интимный уголок интерьера: все было цело, все блестело чистотой, все отдавало вкусом. Стены и пол, в тон унитазу, были выложены бледно-розовой импортной плиткой со сценами из жизни двора Людовика XIV. К дверям шкафчика, скрывающего черные потливые трубы, был прикреплен гобеленчик «Белль жардиньер». Висел тут и цветной японский календарь за прошлый год, подаренный Гурмаеву пациентом, работающим в Аэрофлоте. Календарь в самых соблазнительных ракурсах повествовал о ночной жизни Гонконга.
Глядя на всю эту красоту, прислушиваясь к доносившимся из комнат голосам, Галина Еремеевна неожиданно для себя самой вдруг подумала:
— А ведь найдут, непременно найдут.
Группа Багирова тем временем была занята делом. По полированной поверхности столиков рассыпан был тончайший порошок для обнаружения отпечатков пальцев. Лева Бакст нюхал окурок, найденный в цветочном горшке.
— Среди ваших знакомых нет интеллигентов, курящих «Герцеговину флор»? обратился он к Гурмаеву.
В профессорской памяти подобных знакомств не обнаружилось.
Но Леву трудно было обескуражить. После долгих поисков в кухне возле раковины он обнаружил плевок. Так грубо и неэтично плюнуть может только преступник. Лева долго рассматривал культуру слюны в переносной микроскоп и пришел к выводу, что преступник незадолго до прихода в квартиру потчевался мясным пирожком. Не доверяя себе, он отослал неисследованные остатки в лабораторию с нарочным на мотоцикле.
Не прошло и часа, как в квартире резко зазвонил телефон. Докладывала лаборантка.
Бакст слушал, довольно кивая головой.
— Ну вот, как я и предполагал, преступник, вероятнее всего, живет в районе Трубной площади. Такие пирожки с мясом печет лишь столовая № 27. Начинка замешана из третьёводнишних котлет с добавлением хлебного фарша из батонов по 13 копеек.
— Ошибки не могло быть? — усомнилась Гера Андалузова, будущий эксперт-криминалист.
Лева Бакст обиделся:
— В науке сомневаешься?
Андалузова окинула его насмешливым, но не лишенным любви взглядом. Ей все больше нравился этот горячий практикант.
— В науке, Лева, я не сомневаюсь. Но если воры действительно ели пирожки, купленные на Неглинной, то
скрыться они не могли. Надо немедленно запросить данные о всех острых желудочно-кишечных отравлениях. Обидно, если преступников не удастся взять живыми.
Сам полковник Багиров вот уже более получаса как уединился с Гурмаевым в одной из комнат просторной профессорской квартиры, и стажеров страшно интересовало, о чем они там говорят. Наконец дверь отворилась.
— И все-таки я не могу поверить, — продолжал возражать чему-то профессор.
— А я постараюсь, Николай Николаевич, вас в этом убедить, — мягко отвечал Багиров, пропуская Гурмаева в гостиную. — В этой истории с приездом Ширинкина на дачу много странного.
В дверь позвонили, и в сопровождении незнакомого человека вошел Наиль Салихов. Вид у него был озабоченный.
— Обнаружились следы зеленого фургона, — выпалил Салихов с порога. — Вот, Сергей Андреевич все объяснит.
Человек, которого Салихов назвал Сергеем Андреевичем, оказался мастером из расположенной неподалеку от дома радиомастерской. Вот что он рассказал.