ESCAPE. Изгой
Шрифт:
Встреча с Константином на территории, которую я еще совсем недавно считал своим домом, в мои планы не входила. И, даже если бы продолжительной паузы в нашем общении, вызванной сменившимся с моей стороны отношением, просто не существовало, его присутствие тут в любом случае воспринималось бы мной как высшая степень некорректности.
После непродолжительного общения с мистером О, которое, при всем моем скептицизме, наконец, вызывало у меня долгожданное ощущение принятия, я осознал, что все же успел совершить множество ошибок. Несмотря на то, что наши встречи с доктором проходили в нейтральных местах (как того и требовала врачебная этика), я подпустил этого человека слишком близко. Позволил ему помогать в роли всепринимающего «друга», чье мнение о происходящем сменилось на первоначальное, стоило бесконечным поездкам в МёрМёр закончиться. Профдеформация все еще не давала ему принять меня таким, какой я есть. И ни о какой дружбе с тем, кто знал обо мне больше положенного, мне не стоило и мечтать.
Как только «Исповедь» запустилась, Джереми вошел в режим тишины длиною в целых два месяца. За это время мы с Константином успели провести несколько совместных ланчей, в рамках которых ситуация с Германом и Реймондом более не обсуждалась. Казалось, эта тема была для нас обоих понятна и закрыта, и ничто в действительности не предвещало беды, пока на одном из наших обедов я не додумался сообщить Константину о предстоящей сделке:
«Я планирую пообщаться с Оуэном для того, чтобы восстановить картину событий прошлого».
«Надеюсь, это такая шутка, Боузи».
«Что? Нет, конечно. Как бы там ни было, это касается нас обоих».
«Если ты продолжаешь верить в то, что произошедшее соответствует реальности, а не является плодом воображения человека с заболеванием, похожим на твое, – я буду вынужден вновь настаивать на госпитализации как уже не твой, но все же врач».
Этот человек так часто твердил мне, что способен разделить себя на «специалиста» и «обычного человека», а в конечном итоге оказался недостаточно силен для того, чтобы признать, что это абсолютно невозможно.
Стоило мне лишь заговорить о том, что так упорно отрицалось психотерапевтом, – он ставил под сомнение состояние моего рассудка. И даже если целой кипы вещественных доказательств того, что преследуемые меня образы не были плодом моего воображения, ему было недостаточно, отреагировать с дружеским пониманием этот человек точно был в состоянии. Но оказалось, что все его старания принять мою личную истину, так похожую для него на бред сумасшедшего, имели лимит.
В его голове, как я теперь понимал, все было устроено чрезвычайно просто. Он был готов смириться с моими иллюзиями на время, пока история не достигнет своего логического, объяснимого завершения. А после вскрытия всех карт и выводов, что он успел сделать для самого себя, я вновь устраивал его только тогда, когда мое поведение не выходило за грани общественного представления о мнимой норме.
И он, пожалуй, имел на это полное право. Правда, на приличном расстоянии от меня.
Его появление в пределах нашей квартиры, границы которой я так старательно защищал, отделяя свою личную жизнь от него до последнего, означало лишь одно. Он вновь переходит черту без моего спроса.
Оуэн покинул водительское место и захлопнул дверь.
– Сколько времени потребуется на сбор твоих вещей? – проницательно начал он. – Мы же, надеюсь, за этим сюда приехали?
– Минут двадцать. – Теперь я, как и Джереми несколько минут тому назад, не мог оторвать взгляда от знакомого транспорта. – Но теперь – не знаю.
– Ничего он тебе не сделает, – тон мужчины стал значительно ниже, будто по прибытии на место он резко подхватил простуду. – Не бойся.
Я хмыкнул, все еще не решаясь двинуться с места:
– Если бы это был не мой бывший психиатр, а кто-то другой, я бы ответил, что бояться здесь стоит только тебя. Но сейчас да. Мне страшно.
И сколь бы странным это ни казалось, говорить о своих настоящих чувствах кому-то без права ношения белого халата было намного проще. Ранее в собственных слабостях я мог признаваться Ней. Но теперь роль «доверенного» взял человек, о настоящем которого я практически ничего не знал. А в его прошлое я все еще верил недостаточно сильно.
– Он тебя обидел? – все еще непривычно глухо вопрошал мистер О. – Тогда, в Мёр Мёр? Или же после, когда я был не на связи?
– Нет, – я сдвинул брови, не понимая, как могу сформулировать свои ощущения. – Ничего такого. Просто… не принял. Хотя говорил, что мы друзья. Еще до последней поездки.
– А, – Оуэн раздраженно сложил губы в трубочку. – Снова это «пей таблетки, дорогуша»? Или «вокруг тебя одни враги, один я – молодец»?
– Вроде того. Только еще пригласил лечь в больничку.
Джереми склонил на меня голову. Я заметил, как его правая рука непроизвольно сжалась в кулак.
– Я говорил тебе, что не доверяю Иви, – твердо заявил он.
– Он тоже так говорил, – я невесело усмехнулся, кивком указывая куда-то вверх, туда, где располагалась лоджия квартиры, где сейчас находились моя соседка и бывший врач. – А теперь – вон, сидит с ней. Почему это, спрашивается?
– Потому что они сходятся в своих помыслах, Боузи, – мужчина смотрел мне в глаза, четко выговаривая каждое слово. – Так же, как и мы с тобой.
Считая дальнейший диалог бессмысленным, я двинулся в сторону знакомого подъезда. К моему удивлению, Джереми направился за мной.
– Ты же сказал, что он ничего мне не сделает? – не оборачиваясь, на ходу бросил я.
– А я хочу помочь донести вещи, – нарочито ровно отозвался мужчина.
Подъем на необходимый этаж показался мне мукой. К моим ногам будто оказались привязаны грузики, которые обычно используют для тренировок по фитнесу. Джия какое-то время была увлечена спортом и демонстрировала нам с Риком собственные утяжелители весом в два с половиной килограмма каждый. С сомнением рассматривая эти странные приспособления, внешне напоминающие детские наколенники, я и подумать не мог, что когда-нибудь испытаю их вес на себе без прямого использования.