ESCAPE. Изгой
Шрифт:
Но Джереми, как главный зачинщик, все же отдувался за собственную бурную фантазию и пагубную привычку разбрасываться деньгами. Раз уж он являлся непосредственным учредителем, то обязан был присутствовать на подобных рабочих встречах, даже против своей воли. Судя по всему, свое упущенное личное время он предпочитал компенсировать гадским поведением, которое включало в себя ряд замечаний к работе в конец обленившихся (как ему самому казалось) сотрудников компании «ESCAPE». Как мне это было знакомо!
Вероятно, я оказался за этим столиком как
– Вся соль в том… – я почесал в затылке, стараясь принять максимально непринужденный вид, – что главный герой – не просто маньяк-психопат. Он… вроде как хочет показать свои воспоминания посторонним…
– Потому что больше некому, – бесцветно добавил Оуэн, рассматривая невидимую точку над головами Эрики и Дэнни.
– А прячутся они тогда зачем? – девушка горестно сдвинула свои хорошенькие бровки и покачала головой. – Вообще ничего не стыкуется. Хотел показать – пусть показывает. Зачем нужна эта беготня по дому?
– Я бы сказал… – Дэнни снял свои оправы, потерянно осматривая поверхность стола. – Стало, м-м-м, только сложнее. Теперь цель персонажа противоречит изначальной легенде… М-м-м… У вас написано: «Пройдите все предлагаемые им испытания, чтобы выжить»… М-м-м… Если цель мистера О лишь что-то показать… Что же ставит под сомнение, м-м-м… то, что игроки выживут?
– Так, хватит.
Джереми вальяжно поднялся со стула и придвинул его к столу, намекая на то, что наша бесполезная беседа, наконец, окончена.
– Если вы не в состоянии понять элементарное, тут уж я помочь не в силах. Возможно, однажды в вашей жизни что-то пошло не так – и теперь вы утратили способность думать, детки, – Оуэн расплылся в брезгливой улыбке. – А если вы считаете, что я намерен переквалифицироваться в маркетолога и научить вас работать, то глубоко ошибаетесь.
Лицо Эрики вытянулось. Дэнни, в свою очередь, спешно надел очки и вновь беспомощно посмотрел на меня. Но, прежде чем я успел приступить к разбору наломанных дров, Джереми направился к выходу. Уже со спины он окликнул меня:
– Дуглас, ты просил аудиенции. У меня осталось полчаса.
Небольшая, достаточно захламленная, но все же уютная комната мальчиков в мансарде в этот час была заполнена теплым золотым светом. Пользуясь редкой для этого времени года благодатью в виде солнечных лучей, Герман занимал общий стол у высокого окна.
– Кто на этот раз? – лениво бросил ему Вэл со стороны своей постели.
– Ласточка, – умиротворенно улыбаясь, ответил старший брат.
Любимец Ангелины перенимал ее привычки с ранних лет. Таксидермия не стала исключением. Будучи привязанным к матери, Герман проводил с ней все время, свободное от постоянных занятий. Как он отмечал про себя – Лина была предрасположена к искусству и имела особое художественное чутье, которое ярко проявлялось во всякой деятельности, что была женщине по силам.
Крошечные чучелки, что она собирала из самых разных видов местных птиц, удавались ей особенным образом. Стоило миссис Бодрийяр выйти в свет с новой шляпкой – о причудливых композициях из тушек еще долгое время ходили слухи, а после – всего несколько недель спустя – в дом съезжались все экстравагантные модницы из города для того, чтобы сделать заказ на украшение для головного убора или одежды. С тех пор как «бесполезная» супруга Николаса смогла, хоть и невольно, но все же превратить свое небольшое хобби в способ дополнительного заработка, глава семьи против таксидермии не был. Напротив – как только старик появлялся на торжественном приеме, он неустанно приглашал самых заметных дам посетить их «домашний модный салон».
Ангелина относилась к своему ремеслу как к дани уважения, что она старательно отдавала безвременно погибшим маленьким существам, и сын поддерживал ее мысли, развивая посылы подобной деятельности лишь глубже. Герману казалось, что смерть при создании новой «оболочки» отступает на задний план и становится не горем, а обстоятельством, с категоричностью которого вполне можно бороться. Заинтересованный идеей вечного цикла жизни, юноша уходил дальше создания необычных украшений и мастерил полноценные образцы, которые с большой аккуратностью и интересом помещал под стеклянные колбы, в быту служившие медицинским целям. Стеклянных колпаков в доме Бодрийяров было в достатке. Еще во времена открытия первой «Фармации Б.» дедушка Джек использовал их для демонстрации собственных экспериментов с человеческими органами, но после осознал, что такое подобие анатомического театра пугает современных посетителей, и забросил стекляшки без дела, скрывая их от чужих глаз в своем рабочем кабинете. Хорошенько очистив колбы, старший сын Бодрийяров с восторгом принял их в дело, расставляя собственные «экземпляры» в пределах их с братом и без того довольно тесной для двоих повзрослевших детей спальни.
Сегодняшняя ласточка была найдена Линой во время утренней прогулки с травницами и подарена сыну сразу после возвращения домой. Ее тушка казалась больно объемной для украшения дамского головного убора, а потому домом несчастной после ее естественной кончины теперь должен был стать стеклянный колпак. В течение дня косточки были очищены и отварены, а тушка – подготовлена для финального аккорда. Оставалось лишь аккуратно собрать скелетик и набить его соломкой, чтобы не потерять идеально созданную природой исходную форму.
Герман корпел над мелкой работой, водружая на нос причудливые пенсне, также найденные в кабинете, который когда-то принадлежал Джеку, а теперь был личным убежищем отца. Вылазки туда старший сын мог совершать лишь по ночам, несмотря на то что все то, что Николас считал конфиденциальным, его совершенно не интересовало. Главным образом, предметом его страсти становились антресоли, в которых скрывалось то, что Бодрийяр-старший не считал полезным и как-либо применимым. Подобие очков с двойными стеклами скрывалось за кипой исписанных вручную бумаг. Но почерк их владельца был неузнаваем и неразборчив, а потому юноша не решался тратить драгоценное время отсутствия отца на их полноценное прочтение, лишь изредка цепляясь за самые интересные медицинские факты.