ESCAPE. Изгой
Шрифт:
Ему случалось быть пойманным отцом всегда один раз, и тогда уговоров Мари хватило для того, чтобы оставить нерадивого отпрыска без наказания. Нянечка сокрушалась и плакала навзрыд, готовая принять любую муку от главы семьи за дорогого сердцу воспитанника. Разбуженный и тогда слегка приболевший Николас сдался быстрее, чем предполагал сын, и оставил их с нянькой в покое. Такого везения ждать снова не приходилось, и ночные вылазки Германа стали явлением еще более редким. В конце концов, все необходимое для работы над чучелами было уже найдено. Теперь играть в «воришку» можно было продолжать разве что
Увлечение старшего отцом, естественно, не одобрялось. То, что он мог позволить жене, считалось штучками дамскими и для мужа, даже юного, совершенно несвойственными. Спасало только то, что посещать детскую всегда было ниже достоинства Николаса, а рабочее время в «Фармации» выпадало на световой день, в который и старался уложить свою работу Герман. Валериан, регулярно становившийся свидетелем создания нового «экспоната», относился к старшему брату с легким скептицизмом, но все же неизбежной теплотой и папе ничего не докладывал. Несмотря на стремления младшего показаться взрослым лучше, чем есть (казалось, этой привычки он понабрался в школе), за периметром родительского наблюдения Вэл все еще оставался озорным и «живым» мальчишкой, который любил коллекционировать тайны и сурово хранить их, словно настоящий джентльмен.
– Фу! Какой же запах у твоего творения! – брезгливо заметил мальчик, расположившись на кровати с книгой.
– Это не от нее… – старший пораженно застыл, словно был в мгновение заморожен невесть откуда взявшимся ледяным проклятием. – Это карболка.
– Ты на руки, должно быть, опрокинул весь сосуд! – весело было хихикнул брат, но вдруг заметил, что длинные руки юноши застыли в неестественном положении. – Герман? Что стряслось?
Худые, угловатые плечи парня дрогнули. Он тряхнул головой, ощущая, как наваждение, окрашенное в кроваво-красный цвет последнего увиденного им монстра, начинает застилать сознание. Вдох. Выдох. И снова вдох. Забывая о том, что лишь с минуту назад обработал руки, Герман поднялся и приоткрыл окно напротив рабочего стола.
– Я бы мог открыть! – насупился Валериан.
– Ты не дотягиваешься, – все еще безэмоционально ответил старший брат.
Еще несколько минут, и то, что являло собой кошмар наяву, начало отступать. Однако липкая, когтистая лапища все еще терзала подсознание, являя собой конечность неясного владельца нечеловеческого происхождения.
– Послушай, Вэл… – как бы между делом начал темноволосый юноша. – Та или тот… кто заходил в аптеку тогда, после того как отец представил нам громил…
– Вуйчичей? – совершенно неуместно, по мнению старшего, отметил мальчишка. – Это была миссис Доусон.
– Миссис Доусон… – Герман посмаковал имя и решительно снял пенсне, чувствуя, что не сможет продолжить работу, пока не выяснит правду. – Она… Эта леди не выглядела… Каким-то причудливым образом?
Младший рассмеялся, и несколько непослушных светлых локонов непроизвольно упали на его хорошенький лоб. Такая картина была способна разогнать любую тьму и в особенности тот тяжкий груз, что висел над домом Бодрийяров. Старший брат считал Валериана одним из самых милых существ на этом свете. Оставалось надеяться, что с таким отцом, как Николас, ребенок не утратит эту чистоту слишком скоро.
– Ну, конечно же, она – чрезвычайно
– Хм.
– Как не стыдно тебе хмыкать в адрес такой чудесной и абсолютно несчастной женщины, – мальчик иронично вскинул брови и горделиво глянул на старшего брата, чувствуя свое превосходство в конкретном знании. – Мог бы быть повнимательнее и все давно узнать. Эта леди – вдова.
Неужели тот образ, возникший в глазах юноши, мог быть следствием трагедии, что пережила миссис Доусон? Но почему та масса, что окружала ее естество, стекая с конечностей багровыми каплями, была так похожа на кровь?
Чей грех носила на себе та красавица, чье лицо было скрыто под невидимой другим, обезображивающей скверной?
– Ну и что же ты там читаешь, маленький всезнайка? – по-лисьи усмехнулся Герман. – Да так внимательно, словно прямо в твою кудрявую макушку вкладывают тайные знания.
К удивлению парня, Валериан смутился и наскоро спрятал свое чтиво под подушку, занимая защитную позицию:
– Не скажу тебе!
Брат сдвинул брови и примирительно поднял ладони вверх, словно демонстрируя, что никакого тайного орудия у него не припрятано.
– Я никогда не стану забирать то, что принадлежит тебе, Вэл, – тихо проговорил он, наблюдая за тем, как мальчишка насупился и обхватил колени руками. – Я лишь поинтересовался твоим увлечением.
– Не скажу, и все тут.
Казалось, что младший хотел добавить что-то еще, однако несказанное прервал истошный крик, доносящийся до мальчишек со стороны общего коридора второго этажа.
Валериан не шелохнулся и лишь отвел взгляд.
– Это мама! – в противовес брату Герман не смог сдержать паники и тут же вскочил с места. Открыв один из ящиков под столешницей, юноша выудил оттуда кусок мешковины. С помощью него он разумно скрыл свое рабочее место, прежде чем покинуть комнату бегом.
Плутать по коридору в поисках источника звука долго не пришлось. На втором этаже дома Бодрияйров обжиты были лишь пять комнат: две родительских (потому как мать была обязана иметь собственные покои), детская, кабинет и библиотека. Слуги, как и полагается в подобных случаях, проживали в отдельной пристройке, которая с главным зданием была связана лишь коридором, ведущим прямиком в кухню.
Громкий, тревожащий все естество старшего сына звук исходил из спальни, которую Лина и Николас делили на двоих.
Женский голос больше не был похож на крик, но все еще истошно надрывался, являя собой то ли мученические мычания, то ли стоны. Одно было ясно точно: Ангелина была в беде.
Пересекая пространство прыжками на свои тонких и длинных, как у кузнечика ногах, Герман достиг двери, ведущей в нужную комнату. Но стоило ему взяться за округлую резную ручку, звук словно стал тише.
Спальня была заперта на ключ.
Нервно оглядываясь, юноша искал взглядом знакомый силуэт кого-либо из слуг. Вдруг именно сейчас была затеяна уборка в кабинете? Или, быть может, преподаватели сегодня задержались в библиотеке после занятий? Но, кроме того ужасного вопля, что продолжал доноситься до ушей парня, вокруг царила тишина. Время было послеобеденным, и все домашние были заняты приготовлением ужина.