Ещё двадцать одна сказка обо всём на свете
Шрифт:
Прошло время, и остался от знатного рода славного лишь младший сын графа – Никодим. Он-то и жил сейчас в том домике, что достался ему в наследство от некогда великих достояний. Так бы и жил молодой граф в глуши да тиши никому неведомый, но только встал во главе нашего государства новый царь, молодой – Пётр I.
Ух, и шустёр же царь оказался. Юн, горяч, по-прежнему жить не хочет. Бояр собирает да за чубы их таскать желает, только царица-матушка его от таких дел и удерживала.
И вот задумал он войско себе потешное организовать для игр военных. И место уже подыскал, где солдат размещать. Аккурат возле домика графа, на горке, что у речки Яузы. А река царю понадобилась для водных ратных утех.
Повелел государь лодки строить, что по-морскому стругами назывались. Да только он и сам от лодочников не отстаёт. То топор схватит да балку рубит, то глядишь, уже корму у ботика смолит. Вот такой государь рос, работы не чурался не то, что нынешнее племя.
Хоть и юн царь был, но умом таким обладал, что на десятерых взрослых бояр хватит. Везде поспевает государь, всюду вникает, всё на лету схватывает, сам учится и других поучает. Так он и до Никодима добрался, подошёл к его убогому домику да хозяина кличет.
– Эй, там,… выходи!… отвечай кто таков?… да чем тут занимаешься? – вопрошает да бровь хмурит. Никодим вышел, увидел, кто перед ним стоит, и отвечает смело.
– А ты государь, прежде чем допрос чинить, сначала бы в дом вошёл, дичи поел, кваску попил,… а уж потом бы я тебе и рассказал кто я таков… – неспешно молвит он, да ещё и ухмыляется. Тут царь на него такой взгляд бросил, что ему аж чуть худо не сделалось.
– Стало быть, ты мужик, меня царя, в гости зовёшь!? – звонко прикрикнул на него Пётр да насупился. Но Никодим не растерялся, в момент совладал с собой, и невозмутимо слово держит.
– А ты на меня так не смотри! Я взглядов царских не боюсь,… потому как я не мужик простой, а граф Кондаков, боярин родовой!… да и карать меня далее уже некуда, сам видишь, как живу. А уж коли возжелаешь жизни меня лишить, так казни хоть прямо сейчас,… мне такая жизнь немила. Чем так-то мыкаться, уж лучше спать вечным сном!… – гордо голову подняв, отвечает Никодим. Царь немало удивился такому его ответу, ведь он-то не ожидал увидеть здесь графа, да ещё и боярского сына.
– Да ты погоди горячиться-то,… жизнь ему вишь ли не мила,… не знал я, что ты такой родовитый человек! И то, правда, пойдем, перекусим,… да там мне и поведаешь, в чём твоя беда… – вмиг сменив гнев на милость, разумно согласился Пётр. Ну, Никодим тоже кичиться перестал, государя впустил, и сели они полдничать. Слово за слово, молодые люди разговорились. И граф рассказал царю свою историю, всю без утайки, и про письмо подмётное сказал, и про нужды свои, и неудовольствия какие накопились, тоже выразил. Государь его внимательно выслушал и говорит.
– А я ведь знаю про то дело подмётное,… мне матушка рассказывала. Говорила, разобрались потом с наветом тем подлым,… и заговорщиков тех нашли, да только старый граф к той поре уже умер и следы его семьи затерялись. А ты оказывается вот он,… здесь, рядом прям под боком живёшь! Так ты говоришь, места себе не находишь,… сердце настоящего дела просит,… ну, так вот, что я тебе скажу,… хватит тебе отсиживаться,… рыбачить да без толку охотится, пора и отчизне послужить! К чёрту обиды былые, по-новому надо мыслить, по здравому уму!… я вон ныне большие дела затеваю,… вон, потешное войско собираю, городок для него строю,… шняки да струги с лодками делаем, на речку их выводим. Ну и ты мне подмогой станешь!… возьмёшь на себя Преображенское расположение! И раз уж ты такой ловкий охотник, то назначаю тебя командиром по стрельбам,… и быть по сему! – заключил царь и резко поднялся, тем самым дав понять, что решение принято и обсуждению не подлежит. Никодим тут же следом за царём вскочил.
– Рад стараться государь! Рад родине-матушке послужить! – воскликнул он. Молодые люди быстро пожали друг другу руки, по-братски обнялись, и вышли наружу, где чуть поодаль вовсю кипела работа. Стучали топоры, визжали пилы, строились срубы, ставились палатки, расширялось место под солдатский лагерь, одним словом жизнь бурлила.
– Ну, граф принимай хозяйство! Всё в твоём распоряжении!… действуй! – лихо скомандовал Пётр.
– Слушаюсь, государь! – весело ответил граф, и они пошли вместе осматривать расположение. Так в одночасье Никодим обрёл себе властного покровителя, а государь замечательного солдата и верного друга.
2
С тех пор у графа началась новая жизнь, ведь теперь он находился на государевой службе. Постоянные военные сборы и учения, проводимые царём, быстро поменяли неспешный и размеренный образ жизни графа на боевой и дисциплинированный лад. Выправка и осанка у Никодима приобрела солдатский манер, и его высокий рост раскрылся в полной мере.
Теперь его топорщиеся молодцеватые усики и белозубую улыбку под ними можно было увидеть издалека. Ранее его тусклые глаза, ныне заблестели яркой небесной синевой. А по неделям немытые волосы, сейчас сияли своим приятным пшеничным цветом. Неряшливый и беззаботный охотник-рыболов, исчез и на его месте появился опрятный дворянин военного чина с утра и до ночи занимающийся выучкой солдат. Никодим, будучи исключительным стрелком, теперь обучал этой науке всё потешное воинство. Времени это забирало уйму и до простых бытовых дел руки всё никак не доходили. А чтобы хорошо выглядеть и всегда быть собранным ему приходилось по ночам стирать и ухаживать за своим видом.
– Эх,… граф, граф… хозяйку тебе в дом надо! Как же ты дальше-то жить будешь? Впереди столько дел, а ты всё стираешь… – частенько подтрунивал над ним государь. И надо же такому быть, его слова оказались пророческими.
Служил в потешном войске один солдат из соседнего сельца Богородского, в коем и имелось-то всего семь дворов. И как это было тогда заведено во всех крестьянских семьях, младшая его сестра – Еремея, приносила ему на службу обед. Ну а молодой граф, измученный одиночеством, увидев её, был очарован той простотой, непосредственностью и красотой, коя присуща лишь выросшим на приволье девицам. Её первозданная свежесть и юный пыл, вместе с внешностью нежного ангела, произвели на Никодима неизгладимое впечатление.
Светлые волосы, сплетенные в тугую косу до пояса, и глаза изумрудного цвета, в сочетании с розовыми губами аки рассвет, растопили сердце графа. Три ночи подряд Никодим не спал, ни ел, прежде чем решиться позвать Еремею замуж. Да и то до конца так и не осмелился. Государь же, узнав об этой заминки, не дожидаясь, следующего прихода Еремеи в лагерь, забрав с собой, и графа, и её брата, собрался и сам наведался в сельцо. Да там же и просватал девицу. В том же месяце и свадьбу сыграли. Так Никодим стал женатым, притом непросто женатым, а счастливым.
А тем временем маленький лагерь потешного войска разрастался и приобретал вид серьёзного военного подразделения. Тут же рядом, прямо как на дрожжах, росла крепость Прешбург, названная так в честь знаменитой в те годы неприступной цитадели. Всё шло великолепно.
И вот, как-то однажды, гуляя с Никодимом по соседнему Измайловскому поселению, государь обнаружил на одном из ремесленных подворьев старый заброшенный английский ботик. Он тут же поручил своему корабельному мастеру Карштену, голландцу по происхождению, починить сей кораблик. Вскоре дело было сделано. И царь, при помощи своих потешных воинов, спустил его на речку Яузу.