Ещё один плод познания. Часть 2
Шрифт:
– Он предостерёг - ни в коем случае не звони ему... номер, может быть, уже кем-то прослушивается... Ты понял, Андре? Ни в коем случае!..
– Впрочем, она знала его - он не рассеян и подобных вещей не упускает... И добавила уже спокойнее: - Я думаю, он сам ещё захочет увидеться с нами... тем более что мы теперь уже не "чужие" ему... Знаешь, Андре, что он мне сказал - он, комиссар полиции? Он сказал, что, найдя сделавших это, может быть, уничтожит их до суда... без суда... именно так...
Они помолчали полминуты; потом, досказав всё, Луиза промолвила: - Вы всё-таки идите и выспитесь до вечера. С малышкой пока побуду я одна, и ей не надо сейчас, чтобы вокруг много людей стояло... Ложитесь спать; Андре, тебе звонки, разговоры предстоят, тебе - особенно необходимо выспаться...
Да, предстояло многое. Звонок в аптеку он уже сделал: сообщил подошедшей к телефону ассистентке Катрин, что возьмёт
– Идите отдохнуть, - повторила Луиза; но уйти пока не получилось. К ним на веранду вышел доктор Бернуа вместе с заступившим на смену с утра реаниматологом. Их пригласили в палату. Маленькая Элиза - спящая, уже была здесь. Выслушав слова благодарности, врачи отозвали в сторону Винсена - зная о его специальности, - и детально разъяснили ему состояние девочки. Прогноз был в целом оптимистичный, но Бернуа, разобравшись с медицинскими подробностями, сказал ему:
– Я рад, что вы имеете образование, смежное с медицинским, поскольку это означает, что вы, удочеряя Элизу, делаете это "с открытыми глазами". Понимая, что и при самом благоприятном исходе стопроцентно здоровой она не будет и что ожидаемая продолжительность жизни для неё значительно ниже нормативной... хотя это, конечно, не приговор, а всего лишь статистика, и дай Бог, чтобы её частный случай разошёлся со статистической тенденцией... И понимая также, - врач пристально взглянул на Андре и продолжал, - что уход за нею, забота о ней сделают вашу жизнь на долгие годы намного более тяжёлой и менее "спокойной", чем была она, кажется мне, до сих пор. Я разумеется, не "отговариваю" вас: мне совершенно ясно, что вы уже не сможете иначе... уже не сможете без неё...
– Не сможем иначе, не сможем без неё, - повторил Андре.
– Мы только просим помочь нам на первых порах... профессионально... нам, наверное, понадобятся частые консультации, иногда срочные...
– К вам на адаптационный период прикрепят медсестру, она будет приходить к вам, и вы сможете звонить ей в любой час. Потом, наверное, стоит взять частным образом сестру-сиделку.
– Да, я уже и сам думал об этом.
– И позже, когда отдадите в садик, вам надо будет оформить службу вызова сестры на экстренные случаи. Всё это, конечно, расходы, но... это теперь ваш ребёнок...
"Да, это наш ребёнок" - подумал Винсен. После этого разговора с доктором он, сказав Луизе - "Ложись уже, наконец, тоже, сомкни глаза хоть чуточку", - пошёл в гостиницу вместе с Жюстин. Отпустив дедушку с бабушкой отдыхать, они поиграли с Пьером в лото, а потом - иногда поддаваясь ему, - в логическую игру "четыре в ряд". Когда мальчик, утомившись от переезда и от впечатлений на новом месте, заснул - он довольно часто ещё прикладывался спать в дневные часы, - Андре набрал номер говорившей с ним вчера уполномоченной службы опекунства. Она не удивилась, услышав, что он и Луиза хотят удочерить девочку. "Мы в ближайшие дни созвонимся, - сказала она, - я подъеду туда, где вы находитесь, и там, на месте, можно будет заполнить некоторые документы. Юридически это может затянуться - должно быть ещё слушание в суде; но это формальность, препятствий вроде бы нет... благополучная, нормально обеспеченная семья... С другой стороны, конечно, поскольку это так, финансовые льготы у вас будут по минимуму - многое из того, что не покрывается медстраховкой, вам придётся оплачивать самим. Правда, пособие по состоянию здоровья Элизы начнёте получать в ближайшее время, мы это уладим, так как де-факто вы уже, можно сказать, удочерили её".
Потом он, наконец, позволил себе улечься; а Жюстин неожиданно взялась за пульт телевизора. "Мне машину не вести завтра, - сказала она отцу, - дай попробую найти что-нибудь лёгкое..." И тихо, чтобы не будить его, стала слушать по одному из каналов для малышей мелодичные детсадовские песенки. "Детский канал, - вспомнилось ему сквозь пелену засыпания, - с него-то всё и началось... в тот вечер..." И Жюстин, уже знавшая всё, подумала то же самое; и всё же с детскими каналами связывалось у неё самое светлое, сладостное, и не давала она своему сознанию сцепить их с чёрной бездной зла... И под эти песенки она тоже задремала... а потом, осознав это, - разделась и нырнула под одеяло, держа ту самую уточку с полуоторванным крылышком... А сама я всё-таки не стала сломанной игрушкой, подумалось ей... В жизни всё-таки подчас бывает словно в сказке; и пусть Бог сделает так, чтобы и с маленькой Элизой было по-сказочному... чтобы она тоже смогла играть, веселиться, бегать, кушать колечки с шоколадом, и чтобы потом у неё тоже был свой принц... Или... у той Элизы, которая заколдованных братьев спасала, был не принц, а уже король... Только пусть будет такой принц или король, который не поверит злому навету!.. Но не по-сказочному ли получилось уже теперь - что она спасена, и что не одна она будет, а с нами? Что у неё - лишившейся мамы, - будем мы... и мы сделаем для неё всё, что сможем!..
А маленькая Элиза очнулась в послеполуденное время, и первыми словами, которые она произнесла, когда сознание вернулось к ней, были те самые - "Мама!.." и "больно!.." Ей вспоминался некий ужас... ужасный удар, и боль, и сыплющиеся стёкла, и чьи-то руки, повлёкшие куда-то... а потом - ещё руки, и что-то взгрохотало и страшно осветилось... но руки держали её, и ... она звала маму, а над нею склонилось лицо некоей "тёти", лицо с двумя круглыми стёклышками... это "очки", она уже знала, у мамы таких не было, но у некоторых больших и даже не совсем больших тоже такие кругляшки на глазах... И лицо было заплаканным - большие тоже иногда плачут, Элиза и это знала, - и очень ласковым... и хотелось, чтобы "тётя" была рядом, пока не вернулась мама... А ещё позже была комната с лампами, и Элизе всё время было больно, и вокруг ходили, и стояли над нею, и делали ей что-то какие-то большие "дяди" и "тёти" - это, наверное, "доктора", они нужны, когда больно, они "лечат" - и боль проходит, так мама говорила... И в той комнате девочка тоже всё ждала и ждала маму, а мама всё не приходила, но рядом опять была эта ласковая заплаканная "тётя", она поглаживала по животику, она добрая... может быть, она пока "вместо мамы"... вот и в садике тоже хорошие тёти, но мама всегда приходила и забирала её домой... и здесь тоже "не дом", поэтому я не с мамой; но она скоро придёт и возьмёт меня... а этой тёте скажет, чтобы она приходила к нам в гости... потому что эта тётя - добрая... может быть, она мне подарит что-то...
И теперь, очнувшись, малышка почувствовала боль - не такую, как была, иную, довольно сильную, но не беспредельную, - и, конечно, всхлипнула "Мама!.." Но опять рядом с нею стояла не мама, а эта женщина - Элиза мгновенно вспомнила её, - ласковая женщина с кругляшками на глазах... она наклонилась, поцеловала, прошептала: "Маленькая, всё будет хорошо!.." Она добрая, ей можно верить, - если "всё будет хорошо", значит, мама точно вернётся, а пока эта тётя не должна никуда уходить, она должна быть со мной!.. Подходили ещё какие-то большие, давали пить, ещё что-то делали... но Элизе важнее всего было, чтобы эта "главная тётя" - та, которая "вместо мамы", - никуда не делась... Она уже стала очень нужной...
Сознание маленького ребёнка по-своему оснащено для защиты, если разверзается пучина мирового зла и в жизнь его, хищно ощериваясь, вгрызается нечто ужасное... Дитя отчаянно отторгает и сам ужас, и - ещё более, - противится его душа непоправимости, необратимости случившегося. И для малыша ещё нет непреложно чётких граней, разделяющих понятия, предметы и образы, и сознание ещё приемлет, ещё допускает возможность "превращений" - и не только в особых, "сказочных" царствах, но и в своём личном мире, когда "очень-очень надо". Взрослые вздохнут - "на то и сказки...", - а крошечный ребёнок поверит, что "так бывает"... Поверит особенно тогда, когда слышит утешающие слова. Ибо ещё одна из чудесных способностей, которыми наделены маленькие дети, - умение полностью верить тем, кто добр к ним...
И душа Элизы не принимала того, что "мамы больше не будет". И малышка верила, что если добрая тётя сказала - "всё будет хорошо", - то, значит, мама обязательно возвратится к ней. Душа Элизы уже вступила на путь защиты, в неё пали уже целебные зёрна, из которых должно было взойти восприятие самой этой "тёти" в качестве "мамы". То, что сейчас мамы рядом нет, смягчалось уверенным ожиданием - которое равносильно предвкушению, - маминого грядущего прихода. И, утешаемое этим, детское сознание начинало постепенно переосмысливать "тётю, которая вместо мамы" в некую сперва "не совсем маму", потом "тоже маму"... чтобы, когда поток времени размоет образ той, любимой, но невозвратной, - претворить ту, что рядом, в единственную, к кому будет обращаемо ею это слово...