Эсеры. Борис Савинков против Империи
Шрифт:
Рабочие с 1895 года проводили массовые забастовки, требуя отмены штрафов, с помощью которых хозяева, инженеры и мастера глумились над ними, забирая каждый десятый заработанный рубль. Рабочие требовали ненавистных мастеров и восстановления на работе уволенных товарищей. Они хотели остановить произвол начальства протестуя против собственного бесправия, социальной униженности, наглости и жадности фабрикантов, особенно молодых, борясь за собственное человеческое достоинство. Фабрична инспекция и заводская полиция всегда была, само собой, на стороне хозяев: «нанялся – продался, а закон барину не указ». За десять последних лет XIX века имперская промышленность выросла чуть ли не втрое и тут же стала зоной наибольшего социального напряжения. Еще агитаторы «Народной воли» во главе с Андреем Желябовым создавали в 1880 году рабочие кружки, но были выбиты Департаментом полиции. Теперь, на переломе венков, сотни революционных пропагандистов пробуждали и раскрепощали самосознание массового пролетариата. В ответ хозяева фабрик и заводов старались в ущерб производству брать на работу не опытных рабочих, которые могли за себя постоять, а женщин и подростков, которым платили втрое меньше.
Зубатов понимал, что с рабочим движением нельзя бороться только полицейскими мерами. Он заявил монархии, что если рабочими завладеют социалисты, то революция в России неизбежна. Нужно создавать легальные рабочие организации во главе с секретными сотрудниками охранки и внушать рабочим идею, что во всех их бедах виноват совсем не император, а плохие заводчики и фабриканты. Царь, конечно, делает все возможное, чтобы уменьшить эксплуатацию рабочих и улучшить их положение. Нужно просить Его Императорское Величество, чтобы он получил от хозяев фабрик и заводов экономические уступки рабочим, которые могут получить все, что им нужно, через царя. Лучшее этому доказательство – освобождение крестьян в 1861 году.
Работа тред-юниона, в профессиональных союзах, отвлечет рабочих от социалистов и существенно укрепит авторитет царствующей династии. Охранные отделения, само собой, в легальных рабочих организациях будут легко выявлять революционных пропагандистов, агитаторов и сторонников социалистических идей. Революционное движение в империи будет обезглавлено: «Народная масса, во все времена и у всех больших народов, не говоря уже о нашем, всегда живо верила, что только монарх является представителем общих интересов, защитником слабых и угнетенных».
Для совместной работы Зубатов привлек Тихомирова, единственно раскаявшегося члена Исполнительного Комитета «Народной воли».
Лев Тихомиров, ставший из идеолога терроризма идеологом монархии, еще в 1887 году писал в прошении о помиловании императору Александру III: «Самодержавие народа, о котором я когда-то мечтал, в действительности есть совершенная ложь и может служить лишь средством для тех, кто более искушен в одурачивании толпы. Развращающее влияние политиканства, разжигающее инстинкты, само бросалось в глаза. Развитие народов, как всего живущего, совершается лишь органически, на тех основах, на которых они исторически сложились и выросли, и что поэтому здоровое развитие может быть только мирным и национальным». Тихомиров подготовил Зубатову доклад о развитии контролируемого монархией рабочего движения. Сам охранник считал, что все беды самодержавия происходят от сословия холуев императора, которые ради наживы извращают все государственные отношения, поэтому необходимо объединить царя и его подданных и это поддержит равновесие в империи. Он видел панацею в профсоюзных мирных объединениях рабочих и студентов: «Революционеры боятся инициативы правительства в деле улучшения бытовой жизни рабочих. Такая политика оставляет революционный штаб без армии, и борьба с правительством становится физически невозможной. Удовлетворите экономические потребности рабочих, и они не только не полезут в политику, а и выдадут всех интеллигентов поголовно».
Зимний дворец разрешил Зубатову поэкспериментировать с рабочими только в Москве, под бдительным присмотром Д. Трепова и великого князя Сергея Александровича. Зубатов создал в охранном отделении библиотеку соответствующих книг, отрицающих марксизм и предлагающих гармонию всех классов и только экономическую борьбу. Из своих агентов-рабочих Зубатов подготовил пропагандистов своих идей. Он сам проводил все занятия, читал лекции. Лев Тихомиров печатал в «Московских ведомостях» соответствующие статьи. Вскоре на нескольких фабриках и заводах были созданы кружки, в которых начались занятия с рабочими, не знавшими, естественно, что участвуют в стратегической полицейской операции. Вреднейшим мировым социалистом зубатовцы называли Карла Маркса. Первым была создана рабочая касса взаимопомощи, потом начались воскресные собрания в чайных, в клубах, по разрешению московского обер-полицмейстера Д. Трепова. Рабочие беседовали о своих делах, пили чай, отдыхали, Зубатов держался в тени, со всеми ходатайствами ходили сами рабочие во главе с его агентами, статный советник устроил в охранном отделении консультационный пункт, в котором по воскресеньям его офицеры принимали от рабочих заявления, давали разъяснения, нужные справки. Создавалась видимость, что рабочие всего могут добиться своим, мирным путем, с помощью правительства. Приходивших на собрания революционеров-пропагандистов выслеживали, потом арестовывали, и это была большая ошибка Зубатова, из-за которой контролируемое им рабочее движение так и не стало массовым. Москву в подполье стали называть гнездом провокации, и о самих зубатовцах пошли слухи, как о провокаторах. Через несколько лет общество узнало, что десятки зубатовцев получали ежемесячное содержание от двадцати до ста рублей и больше, субсидии на организаторские расходы.
В феврале 1902 года обер-полицмейстер утвердил зубатовский устав «Московского общества вспомоществования рабочих в механическом производстве». Постоянно рабочим стали читать лекции университетские профессоры, и на них присутствовали сотни слушателей, которые начали самостоятельно размышлять. Когда хозяева фабрик и заводов узнали, что их рабочим читают лекции о коллективном договоре, об установлении условий труда путем взаимных соглашений рабочих и предпринимателей, они пришли в ужас. Рабочие говорили о фабричной инспекции, призванной быть арбитром рабочих и хозяев: «Господин инспектор нам не защитник. Когда он приезжает на фабрику, идет прямо в кабинет директора, а на фабрику никогда не заходит. Мы его не видим. Когда кто-то из нас обращается к нему на квартиру с жалобами, он тогда приезжает на фабрику, идет в кабинет директора и запирается с ним. Потом из кабинета выходит директор и кричит на жалобщика: «Врешь, негодяй, я так с тобой не поступал». После этого инспектор говорит: «Видишь, ты врешь». Он обвиняет нас и выгоняет вон».
После создания в Москве зубатовских обществ жалобы рабочих на побои и хамство начальства выросли в двадцать раз, и обоснованными были признаны почти все. У тысяч рабочих активно развивалось самосознание и самоуважение, понимание своих прав и социальных претензий. Рабочие собрания проводились в аудитории Исторического музея и шестисот мест не хватало. Был выстроен Работный дом с залом на две тысячи мест и он не пустовал. Зубатов аккуратно создал в Москве Рабочий совет из семнадцати человек, и только он сам знал, сколько там было его агентов: «Дело идет блестяще. Обладая Советом, мы располагаем фокусом всей рабочей массы и благодаря этому рычагу можем вертеть всею громадой».
Заводчики, фабриканты и инспекция пошли на зубатовские общества в крестовый поход. Со всех сторон на министра внутренних дел Сипягина посыпались доносы, и он грозно запросил Трепова, на основании каких законов созданы союзы и советы рабочих. Трепов напомнил, что в виде исключения. Фабриканты и заводчики, не желая улучшать жизнь рабочих, в доносах во все инстанции стали писать, что Зубатов подрывает устои самодержавия. Количество доносов от шести тысяч владельцев и фабрик было колоссальным. Зубатову был нужен большой успех и 19 февраля 1902 года он организовал грандиозную манифестацию в Кремле, на которую возлагать цветы к памятнику Александру II собралось пятьдесят тысяч рабочих, без единого полицейского: «Оказалось, что пятидесятитысячная толпа вела себя как дисциплинированный полк солдат, и треповская перчатка играла роль волшебной палочки. Не произошло ни малейшего беспорядка или замешательства».
На Зубатова тут же написали донос, что его манифестация – это требование реформ, хотя рабочие просто возлагали к памятнику цветы. Один из зубатовских рабочих-агентов успешно выступал перед товарищами: «Студенты бунтуют и просят нас к ним присоединиться. Они хотят конституции. Зачем она нам? Чтобы посадить на шею фабрикантов и интеллигенцию? Они будут нас притеснять еще больше. Мы будем стоять за царя. Он обещает нам восьмичасовой рабочий день, льготы и повышение заработков. Потом он все фабрики отнимет у фабрикантов и отдаст нам. Нам нужна не конституция, а царь, который за нас!»
На Зубатова тут же написали донос, что его рабочие не хотят богоизбранного царя для всех, а только такого царя, который за рабочих. Зимний дворец распорядился не давать в газетах никакой информации о московской рабочей манифестации, которая все равно произвела на общество колоссальное впечатление. Зубатов показал, что может руководить рабочим движением и его стали всерьез бояться приближенные холопы императора, опасавшиеся за свое влияние на царя.
В Петербурге начальник Особого отдела Л. Ратаев был назначен заведовать заграничной агентурой в Париже. На его место всесильный Плеве назначил Зубатова и вызвал его в Петербург. Перед этим в Москве прошла забастовка рабочих завода Гужона, вызвавшая большой шум в империи, а сразу за ней эсеры застрелили министра внутренних дел Сипягина.