Эсеры. Борис Савинков против Империи
Шрифт:
Сын смоленского купца двадцатидвухлетний Максимилиан Швейцер по делу о студенческих беспорядках в 1899 году был сослан в Якутскую область, где и вступил в партию эсеров. Через четыре года он в Петербурге вступил в Боевую Организацию и вошел в ее руководство. В 1905 году он возглавил группу Боевой Организации, в которую вошли эсеры Дулебов, Ивановская, Барыков, Леонтьева. Группа готовила покушение на великого князя Владимира Александровича и петербургского градоначальника Д. Трепова, и была выдана провокатором Татаровым, агентом ЦК партии эсеров, в марте 1905 года. Сам Швейцер тогда же погиб при сборке бомбы.
Двадцатитрехлетний сын купца Егор Созонов, или Сазонов, студент и участник волнений, в 1901 году стал эсером, через год был арестован за хранение нелегальной литературы и участие в одном из эсеровских собраний, полтора года без суда просидел в каземате и был выслан на пять лет в Якутскую область, откуда бежал за границу и вступил в Боевую Организацию. За убийство министра он был Плеве он был осужден на пожизненную каторгу. Из Шлиссельбурга его отправили в Акатуйские рудники, в Зерентуй. В ноябре 1910 года начальник Зерентуйской тюрьмы решил в очередной раз поиздеваться над политическими каторжниками, которые решили в знак протеста свершить коллективное самоубийство. Чтобы спасти товарищей, Егор Сазонов, самый известный арестант, принял яд, когда до конца его каторжного срока оставалось меньше трех месяцев. Его предсмертную записку, написанную за два часа до того, как он принял яд, читала в эсеровских листовках вся империя:
«Товарищи! Сегодня попробую покончить с собой. Если чья – либо смерть и может приостановить дальнейшие жертвы, то, прежде всего – моя. А поэтому я должен умереть, чувствую это всем своим существом. Так больно, что не успел предупредить двух умерших сегодня. Прош и умоляю товарищей не подражать мне, не искать слишком быстрой смерти. Если бы не маленькая надежда, что моя смерть может приостановить требуемые Молохом жертвы, то непременно остался бы жить и бороться с вами, товарищи. Но ожидать лишний день – это значит завтра увидеть новые жертвы. Сердечный привет друзьям и спокойной ночи.
Егор, 27 ноября 1910 года».
Двадцатипятилетний Иван Каляев, сын крепостного крестьянина, дворового человека, поступил в Петербургский университет и в 1899 году Зв участие в студенческих волнениях, был арестован, сидел в одиночке и сослан в Екатеринослав. В ссылке Каляев участвовал в социал-демократических кружках, после окончания ссылки, он в 1902 году не сумел восстановиться в университете и выехал за границу. По запросу монархии немецкие власти его арестовали и выдали русскому правительству, заключившего его на полгода в варшавскую тюрьму. Его сослали в Ярославль под гласный надзор полиции, Каляев выехал за границу и под влиянием друга Савинкова вступил в Боевую Организацию. Он был третьим метальщиком в покушении на Плеве, а 4 февраля 1905 года взорвал в Кремле великого князя Сергея Александровича. В ночь на 10 мая 1905 года Ивана Каляева повесили в Шлиссельбургской крепости.
Член Боевой Организации Дора Бриллиант активно участвовала в покушении на Плеве, снаряжала бомбы для эсеровских боевиков. Все члены группы Азефа были полностью преданы эсеровскому делу и готовы к самопожертвованию. Азеф познакомил их друг с другом только в феврале 1904 года в Москве. Каждый боевик получил подробное персональное задание и послал на те места, где они должны были действовать. Всем своим агентам он говорил: «Если не будет провокации, Плеве будет убит!»
В Петербурге азефцы обнаружили, что покушение на Плеве готовит еще одна независимая революционная группа дворянки Серафимы Клитчоглу. Азеф от имени ЦК эсеров попросил ее свернуть подготовку к покушению и уехать из имперской столицы, но она наотрез отказалась. Азеф прервал с «конкурентами» все контакты и вскоре группа Клитчоглу была взята полицией в полном составе. В революционной среде заговорили, что товарищи провалились из-за неопытности и неосторожности, хотя Азеф пытался их предостеречь и спасти. Только через пять лет стало известно, что террористов Клитчоглу выдал Азеф, без всякой жалости устранявший все препятствия на своем пути.
В Петрограде по случаю неудавшегося покушения на Плеве было арестовано более тридцати оппозиционеров, 12 человек в Москве, 14 – в Киеве и еще несколько человек в Ростове-на-Дону. Члены Боевой Организации при арестах не пострадали. Впоследствии Азеф, чтобы отвести от себя подозрения Департамента полиции в убийстве Плеве, всегда говорил, что, наоборот, спасал министра внутренних дел, выдавая покушавшихся на него.
В феврале 1904 года Боевая Организация начала активную разработку Плеве. Руководителем группы наружного наблюдения за выездами министра по Петрограду, за его маршрутами, за его образом жизни Азеф назначил Бориса Савинкова.
Два брата Савинкова учились в Петербурге в Горном институте и университете и участвовали в студенческом движении. Отец Бориса служил судьей в Варшаве и даже поляки называли его честным чиновником. В 1898 году ночью в дом к судье Савинкову пришли с обыском почти двадцать жандармов во главе с полковником. Непонятно зачем прибывшая в таком количестве жандармская толпа всю ночь просидела на кухне и утром увела двух старших братьев гимназиста Бориса, приехавших домой на праздники. Улик, конечно, на каких не было, но жандармам нравилось их всевластие и они забирали людей просто по желанию и для отчета о проделанной работе. Судья пожаловался варшавскому генерал-губернатору и его старших сыновей тут же отпустили к отцу, но Борис позднее писал, что именно в эту жандармскую бесправную ночь «его глаза загорелись враждой к произволу». Все дети судьи Виктора Савинкова стали революционерами.
Борис Савинков поступил в Петербургский университет, женился на дочери писателя Глеба Успенского Вере, у них родились дети. Борис выступил на студенческой сходке, на него тут же донесли и Савинкова исключили из университета без права поступления в другое высшее учебное заведение империи. Он учился в Германии, занимался в социал-демократических кружках, по возвращении на родину был тут же на полгода посажен в Петропавловскую крепость и сослан в Вологду по имперскому обыкновению без суда. Самодержавие активно готовило для своей погибели собственных революционеров-террористов.
Савинкова из Вологды хотели услать в Якутскую область, где уже находились его братья. После встреч с Брешковской Савинков и Каляев через Архангельск морем бежали в Женеву, где М. Гоц направил их к Азефу в Боевую Организацию. После анализа талантов и возможностей Савинкова Азеф назначил его своим заместителем по покушению на Плеве.
Еще в Европе Азеф подготовил план убийства министра внутренних дел империи. Плеве жил на Фонтанке, 16, в большом здании Департамента милиции МВД, и еженедельно ездил на доклады к императору по месту его пребывания – в Зимний дворец, Царское село или Петербург. Другие поездки Плеве по Петербургу систематизации не поддавались. Группа Савинкова в виде извозчиков, продавцов газет торговцев в разнос должны были выяснить точное время, маршруты и систему охраны министра. Азеф был против револьверов и Плеве где-то на улице, в удобном месте должны были взорвать. В начале 1904 года группа эсеров-террористов в Петербурге купила пролетки, лошадей, патенты на работу извозчиками и торговцами вразнос табаком и спичками. Только в Петербурге прибывший туда в феврале 1904 года Азеф познакомил исполнителей между собой. В это же время Азеф постоянно встречался с руководителями Особого отдела Департамента полиции, чтобы выяснить, известно ли полицейским от других провокаторов, что он с товарищами по партии приехал взорвать Плеве. Департаменту это было неизвестно, и Азеф немного успокоился. Когда его полицейского начальника Ратаева перевели на работу в Париж, куратором Азефа стал лично директор Департамента полиции А. Лопухин, которому Азеф докладывал все, что хотел о революционерах, прямо на дому у действительного статского советника. Савинков с товарищами были очень решительны и очень неопытны, и руководитель Боевой Организации боялся провала. На всякий случай Азеф сказал Лопухину, что его хотят взорвать на улице бомбами, возможно, у Фонтанки, 16, и даже дал некоторые приметы членов своей группы. Фактически, Азеф сказал правду, только заменив фамилию Плеве на Лопухина, но тот среагировал никак, и, к тому же, отказался повысить революционеру-сексоту жалованье, несмотря на то, что Азеф просил его поднять, так как был очень измучен предательской работой. Азеф, конечно, за это очень обиделся на Департамент полиции и компенсировал обиду из кассы Боевой Организации. Теперь у Плеве шансов остаться в живых больше не было. Если не хочешь платить деньгами – плати головой, твой приемник вынужденно будет не так жаден на обеспечение достойной жизни лучшего предателя империи. Савинков уже доложил Азефу, что Плеве ездит в возможно закрытой изнутри железными пластинами карете, на облучке и козлах кучер с медалями на груди и лакей в ливрее, за министерской бронированной каретой всегда едут сани с двумя телохранителями, также на вороном рысаке. Савинков сказал Азефу, что следить очень сложно. Эсеровских извозчиков-наблюдателей постоянно нанимают прохожие, а на наблюдателей-лотошников конкуренты натравливают полицию, и его группе постоянно приходится откупаться от дворников и городовых. По полицейским правилам разносчик не должен иметь постоянного места, а постоянно передвигаться по тротуарам и мостовым. Савинков удивленно говорил Азефу, что все улицы имперской столицы поделены бригадами разных торговцев и все удобные места в тихую откуплены в полицейских участках. Группа эсеровских террористов-наблюдателей большую часть времени разбирается с местными бригадирами, которых прикрывают городовые, а меньшую – смотрят за маршрутами Плеве. Сам Савинков целыми днями бродил по Фонтанке от Летнего сада до Инженерного замка и по набережной реки Невы, смотря за выездами главных сановников. Вечером он принимал доклады товарищей в небольших трактирах и кофейнях на Садовой улице, между Гостиным и Апраксиным дворами. Савинков предложил Азефу разнообразить и увеличить наблюдение за Плеве. Азеф одобрил все предложения своего талантливого помощника. Он обязал всех террористов ежедневно иметь в карманах не менее семи металлических рублей для откупа от настырных дворников и городовых, науськиваемых местными торгашами-конкурентами. Испугать их по-настоящему Азеф запретил. Взрывникам привлекать к себе внимание было никак нельзя. Все-таки столица империи. Сам Азеф был очень доволен. Из Парижа в Петербург он ехал в поезде вместе со своим полицейским начальником Ратаевым и, конечно, воспользовался случаем, чтобы провезти в недосматриваемом пограничниками и таможенниками купе чуть ли не центнер прекрасных европейских бомб из своей женевской динамитной мастерской. Азеф в очередной раз повторил Савинкову, что Плеве будет взорван, несмотря ни на что! Савинков был удивлен и обрадован, что бомбы уже в Петербурге, потому что у эсеров динамитных мастерских в империи начала 1904 года фактически не было. Теперь к покушению было все готово.