Эсеры. Борис Савинков против Империи
Шрифт:
Министр финансов Витте, в руках которого находились все имперские деньги, был противником войны с Японией. Он мешал «Безобразовской клике», выступавшей за агрессивную политику в Маньчжурии и Корее и вообще на Дальнем Востоке, получить бюджетные средства для осуществления своей программы. В январе 1903 года безобразовцы все же продавили в Зимнем дворце безвозвратный двухмиллионный кредит, который через полгода исчез в нужных карманах. Это было очень мало для «освоения» Маньчжурии и в августе 1903 года Витте отставили от имперских финансов, назначив на пост председателя Комитета министров, на всякий случай без права личного доклада Николаю II. На Дальнем Востоке было создано особое наместничество и экспансия, необходимая для обоснования выделения бюджетных миллионов «безобразовцам», началась. Витте писал:
«Военный министр Куропаткин действовал со свойственным ему легкомыслием и непрозорливостью. Войска прочно оккупировали как юг, так и север Маньчжурии. Наши войска распоряжались в Китае совершенно произвольно, так, как поступает неприятель в захваченной стране. Была создана та почва, на которой неизбежно должна была разразиться катастрофа. Я и министр иностранных дел граф Ламздорф убеждали его величество вывести войска из Маньчжурии. Военное ведомство делало все, чтобы иметь предлог не выводить оттуда войска. Его императорское величество никаких твердых решений по этому предмету не предпринимало.
Что касается Безобразова, который сыграл такую видную роль в авантюре, приведшей нас к войне с Японией, то его почтеннейшая жена, эта честная, очень милая и образованная женщина, была чрезвычайно смущена и говорила: «Никак не могу понять, каким образом Саша может играть такую громадную роль. Неужели не замечают и не знают, что он полупомешанный?»
В обществе заговорили, что в руководстве внешней имперской политикой царит полный разброд. Китай, поддержанный Японией, Англией и США настаивал на выводе русских войск из Маньчжурии, но Россия не уходила. В конце 1903 года Япония с помощью западных союзников закончила перевооружение своей армии и начала переговоры с Россией о Дальнем Востоке. Японские руководители рассчитывали, что царское правительство их затянет и можно будет использовать это как предлог к объявлению войны. В августе 1903 года японский посол вручил в Петербурге министру иностранных дел Ламздорфу проект договора, по которому Россия должна была отказаться от Маньчжурии, и признать интересы Японии в Корее и во всем Северо-Восточном Китае. В конце сентября Россия предложила Японии «признать Маньчжурию и ее побережья во всех отношениях вне сферы интересов», и заявила, что может признать «преобладание интересов Японии в Корее», с определенными ограничениями. В конце октября Япония потребовала признать «неприкосновенность Китая и ее прав в Маньчжурии». До конца 1903 года Россия и Япония так ни до чего не договорились. 13 января 1904 года Япония предъявила России ультиматум, потребовав безоговорочного признания ее требований. В империи почему-то не верили, что маленькая Япония способна победить могучую Россию. Монархия признала почти весь ультиматум, но Япония хотела войны, задержала договор на телеграфе, разорвала с Россией дипломатические отношения и 8 февраля удачно атаковала русский флот в Порт-Артуре. Русско-японская война началась.
Сергей Витте писал: «Началось ужасное время. Несчастнейшая из несчастнейших войн и затем как ближайшее последствие – революция, давно подготовленная полицейско-дворцово-камарильным режимом. Жаль царя. Жаль России. Бедный и несчастный государь! Что он получил и что оставит? И ведь хороший и неглупый человек, но безвольный, и на этой черте его характера развились его государственные пороки правителя, да еще какого самодержавного и неограниченного. Было сразу видно, что война эта крайне непопулярна, что народ ее не желает, а большинство проклинает».
В резолюциях царь называл японцев «эти макаки» и это слово подхватила официальная пресса. Прибывший на Дальний Восток Куропаткин конфликтовал с Алексеевым, и Витте писал: «Государь по обыкновению двоился: сегодня направо, завтра – налево, а главное, желал, как всегда, провести обоих. Проводил же он всегда больше всего самого себя». В марте японцы потопили русский броненосец «Петропавловск» с адмиралом Макаровым, осадили Порт-Артур, выиграли сражение под Лаояном и Шахе, в декабре взяли Порт-Артур, а в феврале 1905 года разгромили армию Куропаткина в большом сражении под Мукденом. Русские войска откатывались и откатывались к Харбину, а в середине мая империю потряс разгром флота в Цусимском проливе. Японские броненосцы и крейсера, орудия которых били на четыреста метров дальше русских, разнесли эскадру Рожественского, часть которой сдалась в плен, и это был национальный позор. Общество прекрасно знало, почему японские снаряды прошивали русские броненосцы сквозь оба борта, и их не задерживала уменьшенная броня, и на каких балерин потратил миллионы рублей, выделенных на строительство военно-морского флота империи, генерал-адмирал и великий князь Алексей, дядя Николая II. Высшее общество, потеряв среди десяти тысяч утонувших в Цусимском проливе русских моряков, множество отцов, сыновей и братьев, никогда этого не простило императору Николаю II, который за смерть монархической элиты просто перевел своего дядю на другую работу.
О первых поражениях в японской войне Зимний дворец говорил как о «приключившихся в Маньчжурии небольших неприятностях». После Цусимского позора империя резко качнулась в сторону революции. В монархи понимали, кто виноват в несусветном поражении в русско-японской войне. Витте писал Куропаткину: «Не внешние исторические течения довели нас до этого, а мы сами себе все это уготовили, сами искали, как бы найти вонючее болото, чтобы окунуться в него по уши. Нашли и окунулись, а вылезти не можем». Монархист и член Черной сотни, профессор Петербургского университета Б. Никольский в ярости писал о Николае II: «Точно какая-то непосильная ноша легла на хилого работника, и он неуверенно и шатко ее несет. Дух, которому не хватило крови, чтобы вполне ожить. Царя органически нельзя вразумить. Он хуже, чем бездарен. Он полное ничтожество! Одного покушения мало, чтобы очистить воздух. Несчастный вырождающийся царь с его ничтожным, мелким и жалким характером, совершенно глупый, не ведая, что творит, губит Россию. Конец России самодержавной и династии. Не чудо рассчитывать нечего. Нужно переменить династию. Но где взять новую? По закону запретить великим князьям занимать ответственные посты. Надо заменить царя другим человеком. Я не бог, чтобы сделать из Николая Петра. Конец той России, которой я служил, которую любил, в которую верил. Надолго ночь! Если бы можно было надеяться на его самоубийство, это было бы все-таки шансом. Но где ему!»
Сергея Витте в Европе и Америке называли «королем дипломатии» и Николай II на предложение МИД назначить его главой делегации на мирных переговорах в американском Портсмуте ответил: «только не Витте». В июле 1905 года император назначил своего председателя Комитета Министров главой мирной делегации. Пока царь колебался японцы взяли остров Сахалин. Перед отъездом Витте в Портсмут царь принял его и сказал, что согласен на мир без территориальных уступок и контрибуций японцев и неизвестно, называл ли он их по-старому «макаками». В обществе говорили, что Николай II злопамятно невзлюбил Витте за то, что он больше всех боролся и предостерегал царя от дальневосточной авантюры. Он знал слова Витте, сказанные по императорскому адресу: «Тяжело быть представителем великой военной державы России, так ужасно и так глупо разбитой. Не японцы разбили Россию, а наши порядки, наше мальчишеское управление ста сорокамиллионным населением в последние годы».
В конце июля 1905 года в Портсмуте Япония потребовала у России преобладания в Корее, вывод войск из Маньчжурии, Сахалин, Квантунский полуостров, уплаты колоссальной контрибуции, ограничения флота на Тихом океане и права японским шхунам рыбачить чуть ли не в российских территориальных водах. Империя признала японские требования неприемлемыми. После долгих переговоров почти выдохшаяся в войне Япония получила только половину Сахалина. Витте, блестяще проведший переговоры, получил графский титул, орден Александра Невского и виллу на французском Лазурном берегу. Общество понимало, что потери от проигранной войны были минимальны, как и то, что положение империи на Дальнем Востоке резко ухудшилось. В стране уже год говорили о необходимости реформ, в Витте ввел термин «социализация монархии» и заявил, что Россия, как и Европа, стоит перед выбором – социализм или самодержавие. Он говорил, что самодержавие, конечно, лучше, потому что оно «сознает свое бытие в охране интересов масс, сознает, что оно зиждется на интересах общего блага или социализма, существующего ныне лишь в теории». Витте писал: «Я убежден, что Россия сделается конституционным государством де-факто, и в ней, как и в других цивилизованных государствах, водворятся основы гражданской свободы. Вопрос лишь в том, совершится это спокойно и разумно или вытечет из потоков крови».
Осенью 1905 года вся империя совершенно спокойно и свободно говорила на темы, за которые два года назад могла отправиться на каторгу. С апреля 19032 года прошло множество революционных событий, в результате которых монархия стала шататься на ровном месте. Причиной этого стала Партия социалистов-революционеров и ее Боевая Организация, которую почему-то невозможно было остановить. В конце апреля 1903 года ее возглавил многолетний секретный сотрудник и революционер Евно Азеф, который мог отчетливо сказать: «Империя, к тебе провокатор пришел».
Эсерка Фрумкина на суде заявила: «Террористические акты являются пока, в бесправной России, единственным средством хоть несколько обуздать выдающихся русских насильников». После ареста Гершуни в мае 1903 года Азеф приехал в Европу к М. Гоцу, который подтвердил перед ЦК партии социалистов-революционеров полномочия Азефа как руководителя Боевой Организации. У Гоца было революционное завещание Гершуни и основная касса Боевой Организации. Азеф и Гоц сверили явки, пароли, адреса для переписки, список боевиков, «окна» на границе, связи, адреса типографий и динамитных мастерских. Все совпало и Азеф был признан партией эсеров новым вождем Боевой Организации, призванным увеличить ее славу. Азеф с удовольствием принял дела Гершуни, особенно кассу Боевой Организации. Очевидно, он очень расстроился, когда сравнил свой министерский оклад в Департаменте полиции с теми колоссальными средствами Боевой Организации, которые оказались у него в руках. Кроме этого, Чернов заверил Азефа, что при необходимости финансирование боевиков может быть еще увеличено. Упертость и наглость самодержавия не нравились многим имперским подданным, включая и очень богатых, которые жертвовали очень большие суммы для победы революции.