Эскадрон (сборник рассказов)
Шрифт:
Разговор перекинулся на воспоминания о доме, о школьных проделках в Галифаксе, на недавние соревнования с австралийцами и новозеландцами в лесорубном спорте, в котором маори заткнули за пояс всех соперников, на новые юмористические рассказы любимого обоими Стивена Ликока, снова на школу, на преподавателей и друзей…
В кафе, забитом с утра офицерами в увольнении и легкоранеными, отпущенными прогуляться из госпиталя, стало посвободнее. Мадам Жозефа, убедившись, что дождя не будет, велела выставлять столики на открытую веранду под маркизой. Туда же перекочевал граммофон, и, привлеченные музыкой девушки уже кружились в вальсе со щеголеватыми британскими лейтенантами, горделиво
Бутылка опустела до половины. Список общих друзей, оставшихся лежать на полях Франции и Бельгии, за половину давно перешел. Род, закурил, закашлялся, сердито вдавил сигарету в темную керамическую пепельницу.
— Еще на Сомме хватанул, — хмуро пояснил он. — С тех пор не курю. Но, иногда вот тянет.
— Тяжко пришлось? — тихо спросил Мэт. — Да не отвечай, это я так.
Род снова закурил, глубоко затянулся, но на этот раз кашель отступил перед твердой решимостью победить сигарету до конца.
— На Сомме мы неделю сидели под ураганным огнем. Знаешь, как это бывает? До полудня Фрицы дают тебе расслабиться. Полдюжины «тяжелых» по соседству раз в десять минут — это терпимо. Ребята даже не просыпались после ночных работ. Какая разница, спишь ты или нет, если за тобой прилетит? Потом присоединяются гаубицы. Восьмидюймовки и пять-девять. Черные облака взлетают над землей и ползут, пока не зацепятся за какой-нибудь холм. Над головой визжит, и земля содрогается, и ревет, громче самого громкого грома, и на тебя сыплются щепки, и земля и пыль. Второй — еще ближе, словно у неба проломились балки, и парапет звенит, как битое стекло, и все в черном дыму. Снаряды сыплются ливнем — десять, пятнадцать, двадцать в минуту, пока их визг и свист не сольются в протяжный вой. Пять минут передышки — и все сначала. Шрапнель — чтобы загнать тебя в траншею, фугас — чтобы по ней размазать. И ты дрожишь, как осиновый лист, и хочется упасть на дно и разрыдаться. Но нельзя, ребята смотрят. И каждому так же паршиво, как тебе, но ни у одного не дрогнет рука, если Фрицы пойдут в атаку.
Он залпом опрокинул остатки кальвадоса в бокале и жестко усмехнулся.
— На этот раз мы расплатились с ними сполна. Видел бы ты, как они дрожали, когда мы выковыривали их из груды мусора, в которую наша артиллерия превратила их блиндажи и траншеи. Двадцать пятый себя показал.
— Ребята из шестнадцатого говорят, вас еще с марта гоняли, как новобранцев, — заметил Мэт.
— Точно, — Род неожиданно просветлел, — за Сомму мы заплатили дороже, чем она стоила, зато урок вынесли бесценный. Генерал Бинг времени даром не терял. Они выстроили полную копию Вими прямо за нашими линиями, разметили задачи цветной лентой и флагами, выдали карты всем и каждому. В Ковент-Гардене новую пьесу так не репетируют, как мы эту атаку. Бинг лично нам лекции читал чуть не каждый день. «Каждый взвод должен знать свою задачу, и выполнить ее, даже если в нем останется один солдат». По секундомеру траншеи брали.
— И что? — недоверчиво покачал головой Мэт. — И в атаку с секундомером пошли?
— Точно, — заулыбался Род, — ты сам разве не видел? Мы же вам ракетами сигналили, как только на позицию выходили.
— Не видел, — вздохнул Мэт, — я на землю не смотрел, мне неба с лихвой хватило.
— Вы, ребята, нам здорово помогли, — заметил Род, — артиллерия тоже не подкачала. Пушки нас почти не побеспокоили, их чуть не подчистую наши смели. И от окопов мало что осталось. Снаряды на них сыпались, как град в бурю. Вот пулеметы нам крепко подгадили, но тут уж ничего не попишешь, такая война. Я еще легко отделался, осколком на излете зацепило, а половина взводов без командиров осталась, и майора Деланси мы потеряли.
Род скрипнул зубами, яростно втиснул окурок в пепельницу и продолжил.
— Видел бы ты, как мы через бруствер перелетели. Наши волынщики, которых перед наступлением отправили в тыл, примчались перед самым сигналом, чтобы вести нас в атаку. Мы их, конечно, не слышали в этом аду, но одного вида волынок и килтов довольно, чтобы поднять боевой дух. На мили было видно, как наши ребята решительно и уверенно продвигаются вперед. Пулеметчиков гранатами и штыками из гнезд выдирали. Но из траншей Фрицев вышибли точно в срок. Потом еще два дня там закреплялись, пока нас не сменили. И снова вперед, до самого Дома Кремера, где у них батальонный штаб был. Там мы сосисками разжились. Консервированными. Гадость. Тушенка лучше.
Мэт тихо улыбнулся и промолчал. В Летном Корпусе тушенкой не кормили даже вспомогательный состав.
— Давай за Бинга, — предложил тост Мэт, — за тех, кто учится и идет вперед, а не ноет об ошибках и не ищет виновных. Помяни мое слово, быть ему фельдмаршалом.
— За Бинга! — отсалютовал бокалом Род. — И за Тренчарда. Без Корпуса мы бы как слепые котята тыкались. Вы, ребята, не меньше нас сделали.
— Это не ко мне, — Мэт отхлебнул, поставил бокал и тоже закурил, — я по три раза на день вылетал, замерз, как собака, два раза на свободную охоту напросился, и все без толку. Тоже мне — истребитель. Даже счет пока не открыл.
— Ну, еще повезет, — неуверенно ободрил друга Род, — война-то не кончена.
— Не в везении дело, — нахмурился Мэт, — нас в высотные патрули посылали, на истребители гуннов охотиться. А они на этот раз понизу пошли. Разведчики с полным конвоем летали, на три фотокамеры — двенадцать истребителей сопровождения. Все наше численное превосходство насмарку. Пока мы их сверху высматривали, они на разведчиков и корректировщиков охоту вели. И самолеты у них лучше, быстрее, маневреннее. Конечно, от пилота многое зависит. Но они же в бой вступать не хотят, за свои линии уходят при нашем приближении, а мы их догнать не можем. У этих «асов» на боевом счету сплошь «двушки» почти беззащитные. Впрочем, Рихтгофен со своим «цирком» — исключение. С ними мало кто потягаться может. Разве что Флотская авиаслужба, у них самолеты новые, Сопвичи, Триплан и Пап. Но их мало, и они севернее. А мы вот на Ньюпорах до сих пор летаем.
— Фрицы тоже не все на Альбатросы пересели, — продемонстрировал осведомленность Род, — у них же не только истребители.
— Не все, — поморщился Мэт, — но даже «двушки» вконец обнаглели. Вот, только на той неделе, я Хальберштадт чуть не подцепил, три диска расстрелял, а он, сукин сын, драться передумал и смылся. Я домой повернул, ветер западный, снег повалил, ни черта не вижу. А навстречу — два Авиатика. Я по ним оставшийся диск высадил, но они увернулись. И ведь сообразили, гады, что бояться нечего. Пара очередей по крыльям, и я понял, что дело плохо. Попытался в штопор уйти, чтобы их с толку сбить, крылья чуть не отвалились, но они за мной до самой земли летели. Посадили. Один улетел, второй чуть не рядом приземлился. Я спички вытащил, хотел Ньюпор пожечь, а руки дрожат, огонь на ветру гаснет. Гунны ко мне вдвоем бегут, с револьверами. И тут я Джо Фишера вспомнил. Чуть от смеха из кокпита не вывалился. Ну, думаю, на этот раз не отвертеться, ужинать придется в гостях.
— Но отвертелся же? — недоуменно поглядел Род. — Как?
— Не поверишь, — фыркнул Мэт, — мы так друг другом заняты были, что главного участника событий проглядели. Дедушка словно из-под земли выскочил, руками машет, усы седые торчат, глаза бешеные. И на ломаном немецком интересуется у «господ офицеров», кто за потраву платить будет, он только вчера сеять закончил.
— А ты что?
— Так я же мотор не глушил, — Мэт изобразил на лице ухмылку слизавшего сметану кота, — пока они препирались, я газу дал и взлетел. Надо будет после войны старикана найти, и свою долю внести. С лишком.