Эскадрон (сборник рассказов)
Шрифт:
— А покойник-то воскрес, ребята! — раздался веселый голос с соседней кровати, — с возвращением, Падди.
— Я не Падди, — ухмыльнулся Том, — я Томми, заруби себе это на носу, приятель.
Осматривал Тома сам начальник госпиталя, майор медицинской службы, седой и статный, с лучистыми морщинками в уголках улыбающихся глаз. Осмотром доктор остался доволен, отечески потрепал Тома по руке, похвалил за находчивость, сообщив, что, если бы не наклейки из противогаза, легкое отказало бы через час, не позже, разрешил с утра продиктовать письмо домой, но
Сон никак не шел, и Том долго лежал, глядя на мерцающий огонек ночника у дальней стены. Ему казалось, что он выплывает из темной глубокой пропасти, к воздуху, к свету, к жизни. Он сделал это. Он сделал это сам. Выбрался из цепких холодных объятий, дошел и дополз, не сдался отчаянию, не смирился, не поддался призрачной надежде на грядущую жизнь, отказавшись от той, единственной, которая у него была. Не ангел, не бог. Только он сам. И от этой мысли ему стало легко и свободно, и он заснул, и до утра тихо улыбался во сне.
Через неделю боль почти отпустила, хотя дыхание все еще вырывалось свистящими и хрипящими всхлипами. Доктор разрешил повернуться на спину и объявил, что наутро Тома отправят в Булонь с ближайшим эшелоном. Товарищи по палате поздравили счастливчика с предстоящей поездкой в Блайти, и вечером, уже почти перед самым отбоем, сестра Кэтти сообщила ему, что его хочет видеть посетитель.
Том ожидал, что это будет кто-то из своих, хотя и слышал, что Тайнсайндскую Бригаду отправили на переформирование, но в палату вошел незнакомый мальчишка в форме второго лейтенанта Королевского Летного Корпуса.
— Привет! — паренек застенчиво улыбнулся. — Меня зовут Сесил Льюис, я пилот третьего эскадрона. Я пришел сказать вам спасибо, мистер О’Рейли. Меня представляют к Военному Кресту, а все благодаря вам.
— Это вы расстреляли ту колонну? — догадался Том. — Здорово у вас получилось.
— Я бы их не заметил, если бы не ваша ракета, — ответил лейтенант, — так что, надеюсь, и вы свою награду получите. Я подал рапорт, как только приземлился. Просил вас найти. Мне показалось, что там никого из наших, кроме вас, не было.
— Спасибо, сэр.
Том замолчал. Давешние мысли снова закрутились в его голове. Лейтенант тоже молчал, словно между ними протянулась незримая ниточка, связывающая товарищей по оружию.
— Я вот тут подумал, — улыбнулся Том, — если в небе нет места для ангелов, может, для меня оно найдется?
— На всех хватит, — рассмеялся Сесил, — до встречи в небе, мистер О’Рейли.
* Джерри — так ирландцы называли немецких солдат
* Уйти на Запад — умереть
Норман Барри
— Не будите меня до полудня, Хопкинс, — пробормотал лейтенант Барри, пытаясь поудобнее устроиться на узких деревянных козлах, накрытых серым солдатским одеялом поверх толстого слоя отсыревшей соломы, — и постарайтесь выспаться, капитан непременно придумает, чем нас занять после обеда.
— Постараюсь, сэр, — кивнул денщик. — Чаю хотите? Я мигом. Вы и заснуть не успеете. Вон как ночью извозились, сами, небось, проволоку тянули.
— Какой там чай, — отмахнулся Норман, — спать хочу.
— Какой-какой, — сердито проворчал Хопкинс, — настоящий. Я его у Сэма Доусона выпросил, майору Маккензи из дому целую жестянку прислали.
— А его майору прислали или Сэму Доусону? — Норман высунул голову из-под шинели, и с интересом поглядел на Хопкинса. — И я припоминаю, что миндальное печенье кончилось быстрее, чем я надеялся.
— Так все должно быть взаимообразно, сэр, — почесав в затылке, сообщил денщик, — как я вас тут в окопах прокормлю, если крутиться, как белка в колесе, не буду?
— Я, пожалуй, все-таки, выпью чаю, — Норман решительно выбрался из-под шинели и чуть не стукнулся макушкой о дощатый потолок блиндажа, усаживаясь на колченогий стул перед столом, сооруженным сообразительным Хопкинсом из подставки найденной на руинах ближайшей фермы швейной машины. — И побреюсь заодно. Раз уже все равно воду греть.
— Я мигом, — денщик выскочил из блиндажа, и Норман зевнул, провожая его полусонным взглядом.
В блиндаже пахло затхлым тряпьем, мокрой землей и гарью. Из-за противогазовой занавеси едва сочился скудный серый свет раннего осеннего утра. Норман снял с полки бритву, помазок и коробку из-под ваксы с мыльной стружкой, подмигнул полуголой красотке, улыбающейся с французской открытки из разыгранного в карты набора «Порадуйте наших ребят в окопах», задумался и полез в вещмешок за чистой рубашкой. «Все равно послезавтра в расположение, что ее беречь?»
Лейтенант уже начинал клевать носом, когда Хопкинс, согнувшись в три погибели, втиснулся в низкий проем, победно неся перед собой большую кружку с кипятком. Из объемистого ящика был извлечен миниатюрный кофейник с венком из незабудок на круглом боку, и денщик, бурча себе под нос, что вода перекипела, а сгущенки в банке осталось совсем на донышке, принялся за священный английский ритуал.
— Я побриться хотел, — напомнил Норман, — воды хоть немного оставь.
— Не беспокойтесь, сэр, — радостно доложил Хопкинс, — пока вы там на Ничьей Земле мундир в грязи вываливали, я к колонке наведался. Целую канистру приволок. Правда, она керосином отдает, для чая я из фляжки взял.
— К колонке, — присвистнул Норман, — это к какой же? К той, что за заброшенной коммуникационной траншеей, которую гунны по старой привычке шрапнелью поливают каждую ночь?
— Я осторожненько, сэр, — виновато потупился Хопкинс, — перебежками. Боши — они по методе стреляют. А у меня их метода вся рассчитана. Аккуратно по девятнадцать ярдов после каждой перечницы. Им меня не достать.
— Повадился кувшин… — вздохнул Норман, — вот как я могу взводу приказы отдавать, когда отдельно взятый рядовой Хопкинс их не слушает?