Эскорт для босса или Верни моего ребенка
Шрифт:
— Собирай свои вещи и уходи! Ты предала моё доверие и больше ни на секунду не сможешь остаться в моём доме! — сухо бросаю я и отвожу взгляд, чтобы не купиться на её слёзки.
— Ты не можешь так поступить со мной! Я мать Саши! Я её родная мать! — начинает всхлипывать Ева.
Она подскакивает ко мне и цепляется пальцами за рубашку, тянет на себя, пытается заставить смотреть ей в глаза, и я сдаюсь. Смотрю долго и пронзительно, а затем слишком резко отвожу взгляд в сторону, с силой вынуждаю её отпустить меня и легонько отталкиваю
— Ты не можешь быть матерью моей дочери! Такое просто невозможно! Её мать моя бывшая жена! Я не изменял Вере! Мы с ней…
Договорить я не успеваю, потому что из спальни моей дочери доносится душераздирающий вопль, и мы с Евой бросаемся туда. Сердце гулко бьётся в груди. Если это её бывший, то я уничтожу его прямо сейчас, задушу собственными руками. И её вместе с ним! Никто не посмеет пугать мою принцессу и травмировать её психику. Вот только оказавшись в комнате, мы понимаем, что там никого постороннего нет. Нина, как клуша, прыгает у кроватки, а Саша заливается слезами и зовёт Еву.
Видимо расстаться так просто со Сладковой у меня не выйдет. Я не готов ещё раз смотреть на муки своей малышки… Я смотрю на Загадку и легонько киваю, и она тут же бежит к Саше, а я бросаю испепеляющий взгляд на Нину:
— Пошла вон отсюда. Чтобы уже через час твоих манаток в этом доме не было, раз не можешь справиться с ребёнком! — срываюсь на няньке, но она должна понимать, что ни разу не показала себя с хорошей стороны, и я вряд ли оплачу её отработанные часы, а если и оплачу, то в рекомендациях напишу такое…
Я смотрю на то, как Ева заботливо поглаживает Сашу и улыбается ей. Она ведёт себя как самая настоящая мать. Быть может, она права? Может, то у меня тест показал ошибку или Вера всё-таки проплатила результаты?
— Мы сделаем тест втроём! — заявляю я, звенящим как сталь голосом. — После получения его результатов я решу, как с тобой быть, а пока… Если ты посмеешь сделать лишний шаг, Ева, я тебя…
— Я поняла, — начинает кивать она и вытирает слёзы со щёк. — Не обязательно говорить такое при ребёнке.
— Сто папа хотел говолить? — спрашивает Саша, продолжая шмыгать носом и вытирать слёзы кулачками, и у меня сжимается сердце.
— Папа хотел рассказать, как злой волшебник избавится от доброй феи, если она обманет его… Но фея не будет обманывать… Слишком высока цена! — лепечет Ева.
Злой волшебник…
Добрая фея…
Глава 19. Ева
Мне кажется, что мир вокруг рушится. Только-только я обрела надежду, лучик света проник в черную темницу моего беспробудного одиночества, и тут кто-то злой и жестокий захлопнул в дверь, которая начала приоткрываться, дразня прелестью новой жизни.
Не так я хотела рассказать Цареву о том, что Саша — моя дочь, совсем не так. Все это получилось глупо, немного подло по отношению к нему, но…
У меня не было другого выхода, только любящая, отчаявшаяся мать поймет меня в этот момент.
Царев — слишком богат, слишком властен, он может свернуть горы, повернуть реки вспять, заставить повиноваться ему легким движением руки, и потому мне казалось лучшей идеей вести с ним переговоры по отчуждению права воспитания ребенка на нейтральной территории, когда я буду уверена, что он не спрячет от меня Сашеньку…
А сейчас, поглаживая меленькие кудряшки на ее головке, прислушиваясь к ее дыханию, я опять ощутила в груди сосущую, черную пустоту — ведь мне снова придется с ней расстаться.
— Саша спит? — Шепотом, в котором звенит сталь, говорит Царев, заглядывая в проем двери. Только у него получается так себя вести — казалось бы, в домашней обстановке, полутемной уютной детской я сразу же почувствовала себя словно на горячих углях.
— Уснула только что, выпили лекарство, — говорю и тихонько выбираюсь из объятий малышки.
— Тебе не следует здесь больше находиться, — смеривает меня взглядом, полным ненависти, с головы до ног, Царев, и я ежусь, словно от холода, хотя сквозняков в этом доме нет и в помине.
— Пожалуйста, — в умоляющем жесте складываю руки и чувствую, как в уголках глаз скапливается предательская влага. — Ты же посмотрел бумаги, это не подделка, я не вру. Я действительно ее мать.
— Разберемся, — тихо говорит он мне, и в его голосе нет ни грамма сочувствия. Протягивает мне мою сумку. — Я написал тебе сообщением адрес и время клиники, где мы все вместе сделаем тест ДНК.
— Но…
— Это непредвзятая клиника, — жестом руки останавливает мои слова, готовые сорваться с губ.
— А…
— Но может быть, — он вдруг распахивает глаза шире и надвигается на меня грозовой тучей. Нависает, давит массой, испепеляет злостью из глаз. — Может быть, ты признаешься мне здесь и сейчас, для чего тебе это нужно? Кто за тобой стоит? Это Вера? Это она заплатила тебе за анализы? Какой у нее резон так поступать?
— Но я правда… — мне хочется разреветься, колени от страха становятся мягкими, готовыми подогнуться. Но я вдруг беру себя в руки. терпеть этот прессинг нет больше сил и возможности. В чем он меня обвиняет? Что я подослана кем-то? Что я хочу отнять ребенка, чтобы потом просить деньги или шантажировать? Значит, вот так думают богатые люди?
Осознание этой мысли приходит ко мне довольно поздно, и я вижу в глубине его глаз, что он думал даже гораздо худшие вещи обо мне за то время, пока я укладывала Сашу спать.
Все во все вдруг взрывается. Рука наливается силой, и я со всего размаха леплю ему пощечину прямо по правой щеке.
— Ах ты… — он хватается за нее, и я вижу, как красноватый след начинает отчетливо проступать на коже.
Резко выхватываю из его рук свою сумку, разворачиваюсь на пятках и быстро ухожу от двери. Прохожу на первый этаж, достаю свое пальто, нервно поправляю шарф и выхожу на заснеженную улицу.