«Если», 2010 № 09
Шрифт:
Белл не задумывался об этом до тех пор, пока ему не пришлось этим заняться. Стоя перед дверью клетки, он смотрел на чертовски большого беркута и понимал, что сейчас зайдет внутрь, чтобы забрать его пищу. До Белла внезапно дошло, что будет, если этот чертовски большой беркут не пожелает отнестись к нему равнодушно.
Он смотрел на хищника. Смотрел на его когти — пятисантиметровые кинжалы, способные расколоть кость.
Белл отправился в офис начальницы, но его доводы не произвели на нее впечатления.
— Не могу сказать,
— Волноваться тут не о чем, — отмахнулась дама, возвращаясь к своим бумагам.
— Но почему вы уверены, что беркут на меня не нападет?
— Все будет в порядке, — сказала она, не поднимая головы. — Такого еще никогда не случалось.
С этих слов начиналась история каждого шрама в зоопарке.
— Я не буду этого делать, — заявил он.
Начальница оторвалась от бумаг. Обдумала возможные варианты.
— Хорошо, — сказала она.
Со следующей недели ему поручили детский зоопарк. Это должно было его оскорбить.
Когда он стал жаловаться, указывая на то, что его навыкам можно найти лучшее применение, начальница лишь сочувственно покивала.
И повесила на него работу с осужденными.
Белл разделил личинки на три группы, расселив их по трем террариумам. В один террариум он бросал только фрукты. В другой — куски хлеба. В третий — мясо.
Насекомые обычно требовали строгости рациона, поэтому он ожидал, что два террариума, скорее всего, вымрут от голода. Но так он, по крайней мере, выяснит, чем же они питаются.
Однако личинки его удивили. Все три террариума продолжали развиваться — и мясоеды, кстати, росли быстрее.
Два месяца спустя началось строительство коконов. Будто по некоему соглашению все личинки приступили к этому в один и тот же день.
Вечером, желая отпраздновать этот новый этап, Белл пошел на преступление против бюджета. Зная, что в холодильнике не найдется ничего, кроме салата из тунца, по дороге домой он заехал в "Макдоналдс".
Потратив деньги, он загнал сам себя в западню, обрекая на наказание.
— Трать сколько нужно, — говорила Лин. — Только не забывай предварительно сообщать мне.
Семейным бюджетом занималась жена. "Предварительно сообщай мне" — вот в чем заключалась ловушка. Если он сперва тратил деньги, а после говорил ей, она злилась. Могла раскричаться, а могла и говорить тихо. В любом случае, когда Лин злилась, она напоминала подпитывающий сам себя шторм, с каждой секундой становящийся громче и свирепее. Шторм, как правило, длился до тех пор, пока она не хлопала дверью и не уезжала, все еще продолжая кричать. Через несколько часов она возвращалась: иногда все еще злая, иногда нет.
Однажды, когда она вот так вернется, Белла она уже не застанет.
Эта мысль все чаще приходила ему на ум. Она возникала в той
Неделю спустя после преступления, когда он читал, она бросила ему на колени выписку с банковского счета. Тогда они много читали, потому что у телевизионщиков закончилось терпение, и их отключили от кабеля.
— Что? — спросил он.
— Там подчеркнуто.
Проклятье. Он забыл.
Магазин MCD № 1635.
— Ты не показывал мне этот чек.
— Правда? Прости, я думал, что отдал его тебе.
Он и вправду сожалел о своем поступке. Ну что еще он мог сделать? "В этот момент, — подумал он, — любой разумный человек махнул бы рукой". Но только не Лин.
Она начала кричать. Штормовой ветер набирал силу. Как, по его мнению, она должна высчитывать, сколько потратить на аренду, на машину, на электричество, на телефон, на чертовы продукты, если она не знает, сколько он тратит на всякие большие и важные вещи? То есть, как выясняется, на "биг маки". Она не припомнит, чтобы он спрашивал, любит ли "биг маки" она, потому что его, похоже, слишком занимали другие дела: сначала он вел себя как безответственный, эгоистичный козел, а потом прятал чек.
Он умел игнорировать ее вопли, но лишь до тех пор, пока она не выдвигала подобных обвинений.
— Я забыл, — напомнил он ей. Он тоже начинал злиться, и это обещало плохо кончиться.
Она стала орать громче, он последовал ее примеру, и в итоге она сорвалась на визг. Голос ответственности в его голове сделался беспокойнее. На этот раз она действительно взбешена. Этот тихий голосок подсказывал, что в таком состоянии ей нельзя садиться за руль, потому что она может ранить себя. Или кого-то еще.
В нем говорил работник зоопарка. Он знал, что животным, что бы ни случилось, нельзя позволить взбеситься.
Она вышла в ванную, не переставая орать, а Белл воспользовался этой возможностью и спрятал ее ключи. Глубоко в коробке с засохшим печеньем.
Вернувшись, она, конечно же, принялась рыскать по комнате в поисках этих самых ключей. Лин постоянно забывала, где их оставила. Находиться они могли где угодно.
Она прочесывала комнату.
Десять, пятнадцать минут, она искала повсюду. Она перестала орать на Белла и начала утихать.
Однако он знал: эта тишина бывает очень обманчива. Это ведь не спокойствие. Лишь тишина. Словно огонь, пробирающийся внутрь стен и невидимый до тех пор, пока кто-нибудь не откроет дверь.
Белл понял, что совершил ошибку. Она так и будет рыскать по комнате целую вечность, вот в чем проблема. Рано или поздно ему придется признаться, что он спрятал ключи. И тогда все сделается еще хуже. Она начнет орать громче. Разразится шторм века.
Иногда ему становилось жаль ее. В конце концов, она же почти сумасшедшая. Даже более чем почти. Бедная девочка. Но какая же стерва.