«Если», 2011 № 04
Шрифт:
Шмель растерялся.
— Я? По тропе…
— По какой тропе, ты, признавайся?
Они обступили парня с двух сторон. Сходня вытащил нагайку:
— С кем ты водишься? Кто тебя привез? Кто тут еще есть?!
— Никого, — пролепетал Шмель. — Я по тропе…
Погонщик соскочил с седла, закружил, высматривая что-то на обочине, и через мгновение отыскал тропу, сверху почти отвесную.
— И точно, тропа…
— И как он только шею себе не сломал?
— Да следы ведь…
— Ловкий
Он еще поиграл нагайкой, но бить мальчишку не стал. Дождался, пока погонщик взберется в седло, пока Шмель возьмется онемевшей рукой за холодное грязное стремя, — и тогда направил лошадь вперед таким скорым шагом, что Шмелю пришлось пуститься бегом.
Каменный флакончик врезался в спину.
Впереди открылась ровная прямая дорога. Шмель знал, что отсюда до трактира в самом деле рукой подать. Ему было уже все равно, что и как объяснять родителям. Пот заливал глаза. Шмель поднял голову, пытаясь сбросить упавшие на лицо волосы, и вдруг увидел человека впереди на дороге. В первый момент Шмелю показалось, что перед ним отец — невесть как узнал о возвращении сына и вышел встречать.
А в следующий миг тот, кого Шмель принял за отца, взмахнул рукой, и воздух завизжал. Будто в ответ, взвизгнул позади погонщик, а торговец Сходня вдруг захрипел и пролился сверху теплым дождем.
Шмель нырнул под брюхо лошади. Чужие ноги в тяжелых сапогах оказались и справа, и слева, ржала и рвалась вьючная кобыла, но ее повод крепко перехватили. Сходня, поразительно долго для мертвеца державшийся в седле, наконец-то рухнул на дорогу, и Шмель едва успел отскочить из-под валящегося сверху тела.
Его спасение было — вскочить сейчас верхом и кинуться вперед, к родному дому, где защита и помощь. И он рванулся, схватившись за гриву чужой лошади, но лошадь взвилась на дыбы, сбросила его и поскакала вперед, окровавленная, одним своим видом разнося дурные вести, а Шмель остался лежать на камнях и не мог даже пошевелиться, чтобы уйти с пути летящего, как на плаху, топора…
Топор упал в двух волосках от головы Шмеля, причем отрубленная рука, вцепившаяся в рукоятку, еще подрагивала.
Грохнулось тяжелое тело. Очень тяжелое. Прямо на ногу. Шмель вскрикнул: ему показалось, что под этой тяжестью кость переломилась.
Рядом заскрежетала сталь, кто-то охнул, а потом послышались удаляющиеся быстрые шаги. Снова заржала лошадь. Шмель остался на дороге один — если не считать покойников.
Поскуливая, плача, он выбрался из-под тяжелого тела. Тот, кто упал на него, был мертвый разбойник с топором — необъятные плечи, огромный рост, такие обычно идут в мясники…
Шмель
Снова послышались быстрые шаги. Тень вынырнула из-за поворота, Шмель содрогнулся.
— Шмель? — отрывисто спросил знакомый голос.
— А…
— Вставай.
Его снова взяли под мышки, как малыша, и поставили на ноги. Шмель живо вспомнил сегодняшнее утро — темноту и озноб, и этого вот незнакомца, навязанного ему в провожатые.
— Как ты здесь оказался? — незнакомец заглянул ему в глаза, хотя было уже почти совсем темно. — Вместе с купцом? Почему ты с ними?
— Тропа, — прошептал Шмель. — Я по тропе… короткой.
Этот человек соображал куда быстрее покойного торговца Сходни:
— Не самый удачный день, чтобы ходить по коротким тропам. Я уж думал, тебя убили.
Впереди, куда вела дорога, замелькали огни, послышались голоса и конский топот.
— Встречай отца, — все так же отрывисто велел незнакомец. — Лошадь под окровавленным седлом — не лучший вестник, правда?
Полностью стемнело. Два тела лежали посреди двора, укрытые рогожей. Еще два — в стороне, без покрова.
Хозяин трактира, высокий бледный человек, стоял над ними с фонарем, то поднимая свет, то опуская, будто до сих пор не решаясь поверить глазам.
— Твой сын выдержал экзамен, но его не взяли учиться дальше, потому что он не из Макухи.
Хозяин оторвал взгляд от убитых разбойников. Поглядел на Стократа, нахмурился, пытаясь сосредоточиться:
— Не взяли?
— Князь велел не брать пришлого.
— Князь… — хозяин снова посмотрел на трупы.
Его жена стояла, вцепившись в младшего сына. На лице Шмеля засохла чужая кровь. Два его брата вернулись с факелами, ведя в поводу лошадей:
— Вьюки вот… Все целое…
— Целое, — повторил, как заведенный, хозяин трактира. — А ты… Стократ… откуда здесь?
— Не век же мне жить в Макухе. Я бродяга, если ты помнишь.
— Бродяга, — хозяин закусил губу, желая прекратить навязчивую игру в эхо.
— Но Шмель выдержал экзамен, и кто угодно может это подтвердить.
— Отец, — старший сын хозяина остановился рядом. — Мы… еще другого нашли.
— Другого? — хозяин вздрогнул.
Средний сын, пыхтя, втащил во двор рогожу. Каблуки лежащего чертили борозды на черной земле.