Если бросить камень вверх
Шрифт:
Ариану даже Тьма увидел. Увидел и остановился. Саше тоже пришлось остановиться.
– Ты прости меня из-за биологии, – тихо сказала она. – Я тогда была расстроена.
– Что делать, если у человека беда.
– А сейчас у тебя беда?
Боялась услышать про Ариану, про несправедливость и что друзья так не поступают.
– Да нет, какая это беда? – легко ответил Тьма. – Я думаю, что беды – это не с нами. Беды были раньше. Беды – это для истории. Вот мы проходим – Первая мировая война, газовые атаки немцев,
– Ты еще и поешь?
– В душе. Как все люди.
Саша представила себе картинку – ванная комната, задернутая шторка, плещет вода, и вдруг раздается…
– Вот, ты смеешься, – развеселился он. – У тебя тоже в жизни какие беды? Самая большая – разбитая коленка в пять лет. Вся эта школа – ну, сейчас есть она, потом пройдет. Чего из-за этого убиваться?
– А как же Ариана?
– А что Ариана? – Велес посмотрел туда, куда ушел Эдик со своей девушкой. – Она, вон, есть. Никуда не делась.
– И тебе не обидно?
Тьма нахмурился, ссутулился, стал похож на каштан.
– Толпа всегда сильнее. А человек – это не толпа.
– При чем здесь толпа?
– Мы человека выделили, и все сразу ее заметили. Так всегда бывает.
«Мы» резануло. Мишка – мы, дарили – тоже мы.
– Так это все из-за нас? – ахнула Саша.
– Э, – скривился Тимофей, – обойдется. Надо немного подождать. В конце концов, толпа распадется на людей. И с ними уже можно будет что-то сделать.
– Ты готов ждать?
– Да.
– Что же мне делать?
– То же самое, что всегда.
Саша увидела бесконечную череду «чудес», что она успела сотворить. Разговоры, споры, мамины и бабушкины обвинения, ссоры с Сенькой.
– Я ничего не делаю, – обиженно произнесла она. – Я жду.
– Как это – жду? Ты пришла в учительскую. Зачем?
– К тебе. Может, тебя там убивают. Или кровь пьют.
– Спасать пришла. Ты постоянно этим занимаешься. Еще не устала?
– Была бы здесь Светка, она бы сказала, что ты дурак!
Сказала и побежала прочь от этого противного человека, который говорит совсем не то, что она хотела бы услышать. А говорит… говорит… Нет! Это не может быть правдой. «Правда» – это газета такая. А у них… у них все по-другому.
И вот она снова стояла перед Тьмой. А он – все такой же, руки в карманах, хмурый, смотрит исподлобья.
– Слушай! Почему ты такой? Все другие, а ты – такой.
Тьма глянул. Коротко. И снова усмехнулся.
– Ты чего злишься-то? – спросил.
И Саша неожиданно для себя выдохнула:
– Нас мать хочет бросить.
Что она говорит? Неужели так и будет? Несколько дней запрещала себе об этом думать. С чего вдруг сейчас?
Велес шагнул к ней, коснулся локтя.
– А ты не давай. Матери тоже иногда ошибаются. Им кажется, что у них беда. А беды нет. Просто осень. Снег выпадет, все изменится.
Хорошие были слова сказаны, добрые. Саша ухватилась за них, потянула, как за веревочку. Так и шла домой, поглядывая в небо. Пришла и захотела устроить праздник. Только для себя. Вновь достала свечи из комода, установила вдоль коридора, одну на мавзолей, а то он заскучал у себя в углу. Получилась световая дорожка. Красиво. Села на пол, стала смотреть.
Вода, камешек, земля, все это было не то. Огонь – сильнее. Теперь точно все получится. Брат выздоровеет, отец приедет, мама вернется. Еще была бабушка. Но про бабушку потом.
Давно она не заглядывала на страницу отца. Что у него нового? Из фоток – термитники, крокодилы, горбатый белый бык и сам папа рядом с крошечным непальцем, он как раз был папе по подмышку. За две недели папа успел много где побывать, многое увидеть. Вот плывущий лохматый бычок, олень в густой траве, купающийся слон – бьет из хобота вода, дети со странными рисунками на лбу. Люди живут по-своему. У них есть своя тайна. И свои беды.
Показалось – что-то щелкнуло. Как будто дверь.
– Мама?
Но мама так тихо не входит. Как только появляется, сразу начинает что-то искать, спрашивать, просить найти, включать музыку, зажигать благовония.
Щелчок повторился. И вместе с ним появился запах. Неприятный. На корицу не похоже.
Сенька хулиганит! Но он все еще в Краснодаре. Если его не выгнали. Неужели выгнали?
В воздухе что-то изменилось. Он перестал быть прозрачным. Добавили темную краску. На ладонь легли черные чешуйки.
Распахнутая дверь взбаламутила сажу. Она заклубилась, заставила чихнуть.
Маска с длинным носом горела, вяло чадя. Мавзолей был объят огнем. Свечи вокруг расползлись некрасивыми кляксами.
– Мама! – завопила Саша.
Она махала руками, разгоняя сажу, чихала и кашляла, тапкой сбивала пламя. Огонь гас нехотя. Маски сыпались в расплавленный парафин. Мавзолей обвалился.
В какую-то секунду Саше показалось, что из водоворота сажи вылупляется некто черный, изломанный и страшный. Саша бросилась к телефону.
– Тьма! – орала она в трубку. – Беда! Прием!
– Да какой уж тут прием. Спать не дают. Вот это беда.
– Я квартиру спалила.
– Хорошо, не залила.
– У меня все в саже! Что делать?
– Убираться. Но сначала туши. В городе запрещен открытый огонь.
– Ты дурак, что ли?
– Ну, поплачь. Глядишь, погаснет от слез.
Саша прижала к себе трубку. Обои противно чадили, потрескивал перегретый паркет. Маска ткнулась длинным носом в расплавленную свечу. Мавзолей провалился, оставив боковые стены. Свет казался приглушенным из-за черной взвеси. Что же она натворила? И почему все это произошло?