Если луна принесет мне удачу
Шрифт:
– Потому что я никогда не даю меньше тридцати пинков.
– Мы должны этому верить?
– Честное слово!
– Да бросьте! Как же это можно тридцать раз пинать? Подумайте: сколько времени уйдет на пинание. А другому что в это время делать?
Джеппи пожал плечами:
– Меня это не касается.
– Напротив, – продолжал настаивать любитель острых ощущений, – я бы с удовольствием на это посмотрел.
– Ну, если так угодно…
– Я бы с удовольствием.
Любитель острых ощущений повернулся спиной к бандиту и стал в позицию. Джеппи поднялся.
– Пожалуйста, подержите мне вот это, – попросил он Баттисту, передавая ему
Баттиста, который с некоторых пор изображал из себя мертвого, вздрогнул, узнав сумочку Сусанны. Тем временем Джеппи изготовился и, ведя мысленный счет, начал отпускать свои феноменальные пинки любителю острых ощущений. Вдруг он остановился.
– Тридцать, – сказал он.
– Ничего подобного, – торжествующе закричал любитель, – всего лишь двадцать девять.
– Тридцать, – возразил Джеппи. – Я считал.
– Я тоже считал, вы что думаете?
– Я вам говорю, что было тридцать пинков.
– Вам что, лучше известно?
– Вы обманщик!
– А вы мошенник и вор!
Джеппи хотел раздавить в лепешку любителя острых ощущений, но тот его успокоил.
– Послушайте, – сказал он, – не будем ссориться: начнем все сначала.
Он снова стал в позицию, а другой начал отпускать пинки. На тридцатом любитель острых ощущений снова начал придираться, но Джеппи оборвал его:
– Если не прекратите, – сказал он, – я дам вам пощечину.
Любитель острых ощущений остолбенел. Но смог взять себя в руки.
– А скажите-ка, – произнес он, – вы когда родились?
– Это вас не касается.
– А все-таки. Сколько вам лет?
– Пятьдесят, – злобно сказал Джеппи, у которого имелась слабость преуменьшать себе возраст.
– И вам не стыдно бить маленьких?
– А, так вы младше? И сколько же вам?
– Сорок девять в мае.
– Выглядите намного моложе, – сказал бандит. И добавил: – Если бы я это знал, я бы вам не угрожал. Теперь, когда вы мне это сказали, я беру свои слова обратно, а вас – под свою защиту.
И с этими словами он дал ему страшенного пинка.
– А я, – сказал любитель с достоинством, – не нуждаюсь ни в чьей защите, понятно вам, господин невежа?
– Нахал! – закричал бандит.
Он встал и направился к любителю острых ощущений, чтобы стереть его в порошок: он продвигался вперед неумолимо, с открытым ртом, как красные рыбы в стеклянных сосудах; но вдруг, будто бы от внезапно блеснувшей мысли, он остановился. Подобрал пластмассовые манжеты, которые слетели в спешке, и бросил вокруг страшный взгляд.
– В первый и последний раз в жизни, – сказал он, – меня провели.
Все огляделись вокруг: Баттиста исчез с сумочкой, которую Джеппи ему вверил.
Свирепый бандит собирался уже броситься в погоню, когда из группы его приспешников, стоявших на часах, раздался тревожный крик:
– Пик, Пик. Идет Пик!
Бандиты похватались за ружья, крича, обратившись к своему главарю:
– К оружию, к оружию, готовыСражаться с тобой, с тобой и умереть!Последовала страшная суматоха. Но Джеппи не утратил хладнокровия:
– Быстро, – приказал он сообщникам, – притворимся, что мы незнакомы.
Слишком поздно. Проницательный полицейский подъезжал на трехколесном велосипеде, за ним в небольшом отдалении следовал несчастный, но честный Гверрандо.
– Проклятье! – пробормотал Джеппи, искоса наблюдая
– Всем стоять, – приказал Пик, – вы все арестованы.
Он открыл складной стульчик, который всегда носил с собой, и уселся к столу, на котором стояли знаменитый фонарь и масло. Затем вытащил журнал протоколов и нацепил на нос очки.
– Документы, – сказал он бандиту.
– Нету.
– Штраф. Тогда сообщите анкетные данные.
– Гаспаре Тромбоне, по прозвищу Громила Джеппи.
– Сын…?
– Джузеппе Франджипане.
Полицейский отложил перо.
– Франджипане? – переспросил он. – Фамилия вашего отца была Франджипане?
– Да, сударь, – ответил бандит, лелея надежду, что полицейский обнаружит свое далекое родство с ним; а это повышало его акции.
– А ваша фамилия – Тромбоне? – продолжал Пик. – И почему вы не носите фамилию вашего отца?
В глазах разбойника сверкнул злой огонек.
– Это долгая история, – ответил он, – если рассказать, как такое случилось. Но, впрочем, если вам угодно…
– Мне угодно.
Джеппи сел на грубо сколоченный табурет.
– Когда, – сказал он, осушив стакан крепкого напитка, – моя мать была беременна мною, а я был ее первым и последним ребенком, у нее бывали всякие капризы. Мой отец старался угодить ей во всем, чтобы будущий ребенок не страдал потом от последствий какого-нибудь неудовлетворенного желанья. Каждый день у моей матери возникали новые: фортепиано, новое платье, пара сережек с брильянтами, служанку, шляпку, шубу, трость и так далее, – и папа ей все покупал, чтобы я не родился в шубе, в шляпке, с тростью и так далее. А моя мать, по той же причине, выражала все свои прихоти. Тем временем готовили мне приданое и уже решили назвать меня Оттавио. Однажды, стоя у окна, мама увидела, как по улице идет прекрасный светловолосый молодой человек, и ей немедленно захотелось пригласить его в дом. Она окликнула его. Но тот не отозвался. Мама не могла спуститься на улицу и пойти за ним. Моему отцу она об этом своем желании не сообщила, как делала это обо всех прочих, подумав, что он будет огорчен, и ее желание останется неудовлетворенным. Подошел день моего рождения. Как только радостное событие свершилось, повивальная бабка, осмотрев меня с некоторым удивлением, побежала в соседнюю комнату, где ожидал папа, нервно куря. «Родила!» – закричала акушерка. «Живой?» – с тревогой спросил папа. «Его имя Гаспаре, – ответила акушерка, – Гаспаре Тромбоне». Именно так. Я родился с этим именем, которое уже нельзя было переделать в Оттавио Франджипане. Это осталось тайной для всех. И только мама однажды случайно узнала, что светловолосого молодого человека звали именно так.
– …звали именно так, – повторил Пик, заканчивая записывать показания бандита. – Продолжим допрос. Профессия?
– Хорошо жить.
– Ну да, – заметил Пик, – на краденом богато живешь.
– Да, – сказал Джеппи, – мое благосостояние началось с одной кражи.
– И тебе не стыдно в этом признаться? – воскликнули полицейские хором, причем Пик пропел партию второго голоса, на одну терцию ниже.
Джеппи загадочно улыбнулся.
– Началось с одной кражи, жертвой которой был я, – пояснил он.