Если луна принесет мне удачу

Кампаниле Акилле

Впрочем, иногда вместо «Где ты?» он ловил себя на том, что вопрошал: «Где вы?» А другой раз ему хотелось выпить стакан молока в деревне, рядом с коровой, застывшей на обочине белой дороги, тянущейся вдоль зеленых лугов; или стоящей в неровно мощеном проулке, среди темных деревенских домиков. Он вспоминал первый ужин с женой, когда они еще не были даже знакомы, в привокзальном ресторане на маленькой русской станции, она тогда сидела за одним столом, а он за другим. Входили и выходили незнакомые люди. Там было холодно и мрачно. Все предвещало беду. Все должно было кончиться так.

* * *

Вдруг дон Танкреди почувствовал, что болтанка прекратилась. «Может быть, – подумал он, – мы пришли». Но сумочка открылась, и Баттиста сказал:

– Дон Танкреди, мы сейчас умрем.

– Я так и думал! – завопил старый распутник.

Баттиста сидел на обочине тропинки; он был измучен.

– Бр-р, как холодно! – сказал дон

Танкреди. – Закройте сумочку.

Молодой человек не ответил. Устремив взор в небо, чтобы вверить душу господу, он заметил, что молодой месяц пребывает в первой четверти.

– Когда наблюдаешь первую четверть Луны, – сказал он, – нужно загадать желание, и оно исполнится.

Он три раза поклонился, как было положено, и пробормотал:

– Прежде чем умру, я хотел бы еще раз увидеть прекрасную наездницу из городского парка.

– Что за желание! – проворчал дон Танкреди. – Попросили бы лучше, чтобы мы оба спаслись!

– Не нужно просить невозможного, – сказал молодой человек. – Теперь, если Луна принесет мне удачу…

Дон Танкреди перебил его:

– Я, – сказал он, – прежде чем умру, хотел бы увидеть свою дочь, которую бросил девочкой; если Луна принесет мне удачу. Посмотрим, кто окажется удачливее. Но… Тише! Кажется, я слышу быстрые и легкие шаги.

Баттиста затаил дыхание: в самом деле, послышалось приближение быстрых и легких шагов. Молодой человек спрятался за вековой елью и стал ждать, а…

– Холодный пот выступил у него на лбу, – скажут читатели.

Нет. А сердце его бешено колотилось.

И вот вдали на тропинке показалась прекрасная девушка в черной накидке.

«Неужели она?» – подумал наш друг.

Он положил дона Танкреди в сумочку, выступил вперед и, галантно поклонившись, собирался уже произнести одну из фраз, которые говорят в этих случаях: «Разрешите вас на одно слово, синьорина?» – как вдруг девушка испуганно вскрикнула.

– И здесь вы? – сказала она. – Да оставьте же меня в покое, ради бога!

Баттиста быстрым движением спрятал свою старую шляпу: перед ним стояла незнакомая наездница из городского парка. Он поборол свою робость:

– Синьорина, вы позволите вас проводить? – сказал он.

– Сударь, – ответила девушка, – я ищу доктора для своей матери.

– Здесь как раз живет один недалеко отсюда, – сказал молодой человек, который уже больше не чувствовал ни усталости, ни холода.

Дон Танкреди хотел вмешаться, но Баттиста спрятал сумочку в карман и стал напевать, чтобы заглушить голосок своего непрезентабельного спутника. Быстрым шагом молодые люди добрались до дома, на двери которого Баттиста видел фамилию доктора. Здесь все было тихо и пустынно. Они дернули за шнур колокольчика и подождали минуту. Из дома не доносилось ни звука. Они стали бешено стучать в стекла низких окон. Снова подождали. Ничего. Они снова стали стучать, еще сильнее, и наконец изнутри донесся сонный голос:

– Мерзавцы! Вы прекратите когда-нибудь беспокоить спящих порядочных людей?

Баттиста страшно перепугался. Но Эдельвейс проявила храбрость.

– Извините, – сказала она, – что беспокоим вас в такой час. Мы хотели бы узнать, дома ли доктор.

Окно открылось и в проеме показалась почтенная лысина старого ученого. Он внимательно оглядел обоих.

– Да, дома, – сказал он. – Это я. Доброй ночи.

И стал было закрывать окно.

– Будьте так добры пойти со мной, – умоляюще сказала Эдельвейс, – пожалуйста.

– В такое время?

– Да, прошу вас, это очень срочно.

– О-ох! – произнес доктор.

Он быстро оделся, ворча, и вскоре вышел на улицу.

– Извините, – сказал он, указывая на свою совершенно лысую голову, – что я в таком виде: я потерял волосы.

– Да ничего, – воскликнул Баттиста.

– Зато, – весело продолжал старичок, – я отрастил вот это. – И показал на свою седую бороду. Потом посмотрел на молодых людей с бодрым видом человека, который только что встал и умылся. – Куда мне надо идти?

– Пожалуйста, за мной, – сказала Эдельвейс.

Молча они тронулись в путь.

* * *

Не прошли они и сотни шагов, как вдруг голос недалеко от них крикнул:

– Ноги вверх! Пардон. Я хотел сказать: Руки вверх!

– Джеппи! – закричал Баттиста.

И конечно же он прикрыл бы своим телом Эдельвейс, если бы в этот момент у него предательски не подогнулись колени. Но бандит не имел свирепых намерений. Уже давно это «руки вверх!», как и у всех бандитов с определенным стажем разбоя, стало для него простой привычкой. Можно сказать, он считал это приветственной формулой. Увидев, что в группе женщина, он с грубой галантностью снял шляпу, похожую на сахарную голову, и сделал поклон.

– Никогда и никто не посмеет сказать, – произнес он, – что Громила Джеппи, он же Похититель Спасательных Поясов, может хоть пальцем тронуть женщину. Позвольте сопроводить вас до самого выхода из леса, сеньорита.

Как и все разбойники, Джеппи отличался совершенно рыцарским обхождением и, хотя он не был испанцем, при таких обстоятельствах он не мог не сказать «сеньорита». Вся компания, ведомая свирепым провожатым, пошла быстрым шагом.

– Джеппи, – сказал вдруг доктор, – поскольку мне посчастливилось встретить вас и надеюсь, что такого счастья мне больше не представится, я хотел бы узнать, по какой причине вас называют Похитителем Спасательных Поясов. Быть может, ваша гнусность дошла до того, что вы отнимаете у потерпевших кораблекрушение последнее средство спасения?

Джеппи помрачнел. Было видно, что слова старого доктора вызвали у него горестные воспоминания.

– Это было, – сказал он, – мое первое преступление и начало моей гнусной жизни. Без этого я никогда бы не стал таким, как сейчас, но остался бы честным человеком. Но так распорядилась моя злая судьба.

Он вздохнул, и его грудь вздыбилась и опала как волна.

– Я отдыхал тогда, – начал он, – в Ливорно и каждое утро купался на пляже Панкальди. Должен сказать, что плаваю я очень скверно, – я из тех, кто отваживается плавать только там, где достает до дна. Однажды утром я плавал и время от времени вытягивал ногу, чтобы убедиться, что заплыл не слишком далеко. Я наслаждался теплой и прозрачной водой, искрящимся, приветливым солнцем и зрелищем юрких купальщиц в ярких костюмах. В какой-то момент я попробовал достать до дна ногой и почувствовал, что не достаю. Это был ужасный момент. Я собрал все свое мужество и подумал: «Не стоит пугаться: в несколько гребков вернусь назад». Я сделал несколько разнообразных гребков, но дна моря, которое в тех краях очень неровное, так и не нащупал. «Джеппи, – подумал я, – что будем делать?» Я лег на воду, чтобы не усугублять свое положение. Время от времени я вытягивал ногу, но единственным результатом было то, что я заглатывал соленую воду. Непосредственной опасности утонуть я не подвергался, но не мог же я лежать на воде часами; рано или поздно я бы выбился из сил, учитывая, что не видел достойного способа вытащить себя оттуда. У меня не хватало мужества позвать на помощь, потому что вокруг меня плавало много девушек, а море было совершенно спокойным. Каким позором было бы для меня звать на помощь в таких условиях! Я мог бы очень тихим голосом позвать какого-нибудь купающегося и сказать ему, не привлекая внимания других: «Пожалуйста, вы мне не поможете?» Но как можно обращаться с такой просьбой к людям, которые прыгают с вышки и плавают в открытом море? Поэтому я уже примирился с мыслью о том, что тихо утону, как вдруг услышал, как меня зовет какой-то незнакомец, сидевший на пляжной ротонде. «Прошу вас, – сказал он, – вы не подадите мне вон ту штуку?» Я обернулся и увидел, что в метре от меня плавает спасательный круг, оставленный в море незнакомцем, который, искупавшись, уже оделся. Увидеть круг и схватиться за него было для меня секундным делом: через минуту я бы пошел ко дну. «Спасибо», – сказал незнакомец, изготовившись принять из моих рук спасательный круг. Ну да! Так я ему его и отдал! Я покрепче ухватился за спасательный круг и, уже не в силах сделать ни единого гребка, спокойно лежал на воде. «Отдайте сюда! – кричал тот тип с вышки. – Он мой!» Я прикидывался глухим. «Я обращусь в полицию, и вас арестуют!» – продолжал кричать незнакомец. Если бы! Но, к несчастью, на пляже не было ни одного полицейского, который умел бы плавать. Я продолжал молча лежать на воде, уцепившись за круг. Тогда незнакомец стал визжать, как поросенок, и все повторял: «Держи вора, держи вора!» В одно мгновение ротонда наполнилась людьми, которые спрашивали: «Что случилось?» И все показывали на меня. «Это вор, – говорили они, – он украл спасательный круг». «Негодяй!» «Арестуйте его! Это преступник!» «Это опасный похититель спасательных кругов». И все посматривали на свои лодки. Не нашлось никого из тех, кто всегда бывает на пляжах, – кто, движимый благородным побуждением, снял бы пиджак и бросился в море, чтобы арестовать меня. Потихоньку гребя в воде, я отплыл от пляжа, добрался до скал и, выйдя на берег, бросился наутек, а все за мной. Я укрылся в зарослях тамариска и олеандра, которые растут вдоль набережной, и там дождался ночи. Под покровом сумерек добрался до города, где в газетах прочитал обширные репортажи о моем приключении, под заголовками вроде: «Ливорнийскому побережью угрожает банда опасных преступников, специализирующихся на похищении спасательных кругов»; или «Умопомрачительные подвиги бандита: похитив спасательный круг, он бежал вплавь»; или вот еще: «Появление дерзкого похитителя спасательных кругов сеет панику и отчаяние на наших приветливых пляжах». За мою поимку была назначена большая награда. И тогда я, после осквернения прибрежных рощ, решил перейти на нелегальное существование. Я приобрел справочник «Как стать разбойником за пятнадцать дней» и выучил его наизусть. Так я стал бандитом. Вот как сила обстоятельств может превратить приличного человека в гнуснейшего преступника. С тех пор я только и делал, что совершал преступления, и люди начали беспощадно на меня охотиться.