Если луна принесет мне удачу
Шрифт:
Когда подали жаркое, этот последний заметил, что хозяйка дома трогает его ножкой.
«Чего ей от меня нужно?» – думал он в замешательстве.
Наконец, уступив любопытству, он прямо спросил ее об этом.
– Ах, – сказала Сусанна, покраснев, – мне нужна была спичка.
– Сейчас схожу возьму в кармане пальто, – сказал Баттиста.
Он вышел. Сусанна обратилась к мужу.
– Мне надо, чтобы этого человека убили, – сказала она.
– Хорошо, к какому времени?
– К шести.
– А нельзя ли к семи?
– Нет, к шести.
– Вот черт, – захныкал Филиппо, – как я смогу убить его к шести?
Баттиста вернулся со спичками, и все стали напевать, чтобы скрыть смущение.
– Пожалуйста, – сказала ему Сусанна, – вы не принесете мне сумочку, которую я оставила в комнате?
Когда молодой человек снова вышел, женщина обратилась к Гверрандо.
– Отравите мне этого человека! – сказала она.
– Да вы с ума сошли! – ответил Гверрандо.
– Какая же я рассеянная! – воскликнула Сусанна, хлопнув себя по лбу. – Представляете, мне показалось, что сейчас средневековье.
– Так забываться несколько опасно, – пробормотал Филиппо. – Один раз моего друга арестовали, когда он вышел из дома, думая, по рассеянности, что сейчас времена Адама и Евы.
– К шести, – сказала Сусанна, – договорились.
Когда Баттиста вернулся, Филиппо передал ему под столом записку: «Бегите, спасайтесь! Вас ищут, чтобы убить».
Солнечному Лучу пришлось искать себе другую работу.
Глава XIV
Величие и нищета человеческого сердца – Кому везет в любви, тот пусть не садится играть в карты – Странные ручки, в которые стучат дамы – Многое другое, что стоило бы перечислить
– С сегодняшнего дня, – сказала Сусанна, – начинаю новую жизнь. Хочу чем-нибудь заняться. Буду учить английский.
– Прекрасно, – сказал Гверрандо, – я очень хорошо говорю по-английски. Будем упражняться в разговоре вместе.
Филиппо долго аплодировал.
С тех пор, хотя он по-прежнему был обручен с Эдельвейс, Гверрандо каждый день принимал Сусанну в своей квартире на улице Риволи, чтобы заниматься разговорным английским, de cinq `a sept. [5]
5
С пяти до семи (фр.).
Когда Сусанна возвращалась поздно, Филиппо встречал ее в ярости.
– Где ты была?
– У Гверрандо. Мы говорили три часа.
– Наглая!
– Но, дорогой, мы говорили по-английски!
– А, – отвечал Филиппо, успокаиваясь, – я думал, вы говорили по-итальянски.
– Да что ты!
Иногда за обеденным столом Сусанна говорила:
– Сегодня Гверрандо мне сказал, что я очень аппетитна.
– Негодяй! – кричал Филиппо.
– Но, милый, он сказал мне это по-английски.
Муж успокаивался:
– Ну, тогда совершенно другое дело.
Какое-то время спустя приходил Гверрандо, который всегда проводил у них вечера, и в теплой гостиной все время происходила одна и та же трогательная сцена: разговор не клеился, как это обычно бывает среди людей, который имеют привычку проводить много времени вместе. Жена, сидевшая меж двух мужчин, вела себя так, как будто у нее день рождения. Время от времени она поглаживала мужа, причем муж принимал ласку вполне философски, а между тем, когда тот глядел в другую сторону, смотрела на Гверрандо и складывала губы в поцелуй.
В ответ на это любовник ерзал на стуле, стараясь принять непринужденный вид и, помня об опасности того, что муж все заметит и поймет, он думал: «Блаженная, могла бы и посидеть спокойно». С такой мыслью он старался придать своему лицу выражение чрезвычайной страстности пополам с грустью.
Но, к несчастью, его старания не увенчивались успехом, и его взгляд не выражал надлежащего волнения; тогда женщина придавала своему лицу крайне встревоженный вид и, по-прежнему поглаживая мужа, она подавала любовнику отчаянные знаки глазами, бровями и губами, как будто говоря: «Как? Ты меня больше не любишь?»
Гверрандо старался успокоить ее взглядом, который означал: «Успокойся, дорогая, я тебя люблю, но думаю, что нужно быть более осторожными: помни, что мы на виду у твоего мужа». Но по причине ли чрезмерной осторожности, или из-за слабой выразительности взгляда, получалась вот эта простая фраза: «Сделай одолжение, отвернись в другую сторону». Взгляд Сусанна наполнялся отчаянием – именно отчаянием, – и Гверрандо, припертый к стене, начинал говорить «да, да» кивками головы, а тем временем из предосторожности внимательно смотрел на мужа, который был этим очень доволен, думая, что эти кивки означают согласие с тем, что он говорил.
Пока разворачивались эти немые мимические драмы и во время длинных пауз в разговоре любовник с трепетом наблюдал за движениями мужа, опасаясь, как бы тот не встал и не вышел из гостиной. Он думал: «Будем надеяться, что он не выйдет и не оставит нас одних, иначе мне придется – ох придется! – использовать время его отсутствия. Она будет этого ожидать и будет изумлена и огорчена, если я ничего не стану делать, и моя любовь ничего не будет стоить в ее глазах. То есть мне придется встать, хотя мне прекрасно сидится, произнести пламенным тоном какие-нибудь слова, которые якобы я долго сдерживал в груди, и еще что-то сказать, и нам придется обменяться одним из тех опасливых поцелуев, которые всегда сопровождаются страхом, что вдруг сейчас войдет муж. Пока он здесь, все в порядке».
В то же время жена с нежностью смотрела на любовника и думала: «Будем надеяться, что моему мужу не придет в голову на минутку выйти. Во-первых, мне это неприятно перед любовником, который в конце концов может подумать, что мой муж совсем не ревнивый, либо что муж знает, но ему наплевать; и потом, обязательно что-нибудь произойдет, если муж выйдет. Мой любовник конечно же захочет поцеловать меня, и нас могут застукать. А так, втроем, нам так хорошо!»
Вдруг муж начал щупать карманы своего пиджака, бормоча: