Если луна принесет мне удачу
Шрифт:
– Хорошо, – сказал сияющий директор дону Танкреди. – Видите, вы в конце концов нашли то, что хотели. Можете его забирать. Мы потом сами его вернем.
Трое друзей вышли, разговаривая о том о сем. Солнечный Луч имел озабоченный вид.
– Что с вами, что вас так беспокоит? – спросил дон Танкреди.
– Понижение курса франка, – ответил молодой человек.
– Вы играете на бирже? – восхищенно спросила Эдельвейс.
– Нет, – ответил Баттиста. – Играет один наш клиент, а я должен беспокоиться по этому поводу весь сегодняшний и завтрашний день. Послезавтра у меня болезнь одной певички, а до конца недели любовные переживания одного виноторговца.
– Сколько забот!
– И не говорите. Представляете, у меня ни минуты свободного времени, чтобы побеспокоиться о своих делах.
– Но как вам пришло в голову взяться за подобное ремесло?
Баттиста потупил взор.
– Призвание, – сказал он.
– И хорошая это работа?
– Семь часов в день беспокойства, при полном запрете беспокоиться о собственных делах.
– Скучновато. И много беспокойств?
– Не продохнуть. Нас тут три тысячи человек, и целыми днями беспокоимся. Клиенты идут беспрерывно: жизнь дорожает, жилья не хватает, интеллектуальный театр, безработица – для нас все это золотое дно. И потом, сейчас зима, все беспокоятся из-за простуд, а для нас это означает много работы. Да, тут дела хватает! Но вам я признаюсь, что подумываю поменять работу.
– А зачем, если все так хорошо?
– Хорошо-то хорошо, но сколько беспокойства!
В дверях Баттиста приветливо поздоровался с учтивого вида господином, который поспешно выходил.
– Кто это? – спросила Эдельвейс.
– Один мой коллега, – ответил Солнечный Луч, – сотрудник нашего Агентства. Но он здесь большая величина. Он из тех, кто провожает на вокзале.
– Как это? – спросил дон Танкреди.
– Это, – объяснил Баттиста, – специальный отдел Агентства. У многих пассажиров нет друзей или родственников, которые могли бы прийти на вокзал. По желанию, за небольшую плату они могут заручиться проводами приличного, на вид очень любящего человека, как вот этот мой коллега. Тут свои тарифы. Поллиры за простой жест. Одна лира за фразу: «Как только приедешь, пошли открытку!» Далее, по два сольдо за каждое слово, можно получить и такие фразы как: «Сразу же сообщи что-нибудь», «Потом завтра…», «О, если тебе что-нибудь понадобится, обращайся к Пеппино, я ему уже написал». И так далее, и тому подобное. Разумеется, никакого Пеппино не существует. Эта фраза говорится для публики вокруг; чтобы не показать, что ни одна собака не пришла тебя проводить. Пять лир за объятие в окно и по три лиры за штуку поцелуй мужчинам. За поцелуй молодым и красивым женщинам скидка пятьдесят процентов. Поцелуй старухе стоит пятьдесят лир. За тысячу лир – бег за отходящим поездом на расстояние в сто метров, хватаясь за двери вагона, подвергаясь опасности свалиться под колеса, с криком: «Не уезжай, не уезжай, умоляю!» Но такой шик могут себе позволить только пассажиры скорых международных поездов.
– Счастливчики! – пробормотал дон Танкреди.
– Очень выгодные дела, в этой области, – продолжал Баттиста, – наша компания проворачивает с платочками. Долгое размахивание платочком, пока не исчезнет поезд, стоит не менее шести лир; а выгода тут состоит в том, что одним платочком можно проводить до пятидесяти человек, каждый из которых, разумеется, платит полную цену, поскольку не подозревает о существовании других. «К сожалению, – сказал мне вчера этот мой коллега, – наступают более практические времена, когда будут использоваться механические платки, приводимые в действие электрическим током, для размахивания при проводах и в окне вагона». Это приведет к разорению тружеников платка на вокзалах, которые составляют значительную массу и представляют многочисленные интересы.
Разговаривая таким образом, наши друзья прошли по роскошным залам Агентства и дошли до парадной лестницы. У входной двери они стали свидетелями забавной сцены: какой-то бедняга вылетел на улицу под пинками секретаря, который кричал при этом:
– Знайте, что такого рода утешений здесь нет!
– Что происходит? – спросил дон Танкреди у несчастного, с тайной надеждой услышать рассказ об одном из тех событий, которые попадают в газеты под заголовком «Арест развратника».
– Я, – сказал тот, – несчастен, и я обратился в Агентство, чтобы получить небольшое утешение.
– Ну и?
– Так вот, они хотели дать мне утешителя. Мне же нужно было несколько сот тысяч лир. Поверьте, для того, кто страдает, нет лучшего утешения в жизни, чем это.
Трое друзей в задумчивости удалились.
Глава XVI
Шутки Баттисты и размышления о смерти Юлия Цезаря – Почему Гастон д'Аланкур задерживался с приходом, когда его звали – Страшная борьба между Баттистой и Гверрандо – Прощайте, вокзалы!
– Отобедайте с нами, – сказал ему дон Танкреди. – Улица Домиков, Сильно Удаленных Один от Другого, дом 22.
Баттиста вбежал на улицу Домиков, Сильно Удаленных Один от Другого – он уже опаздывал, – когда хлынул ливень. Молодой человек, которому не хотелось явиться промокшим насквозь, едва успел спрятаться под аркой; там он простоял полчаса, потому что дождь все не переставал. «Приду, а они уже сидят за столом, – думал он с содроганием. – Какой позор!» Поскольку домики находились на большом расстоянии один от другого, как на то и указывало название улицы, нельзя было пройти под стоками с крыш. Баттисте пришлось подождать, пока дождь перестанет. После этого он ринулся из-под арки, под которой он нашел укрытие, на поиски номера 22, и, случайно посмотрев вверх, он увидел, что это и был номер 22.
Гастон д’Аланкур проводил его в гостиную. Баттиста, который едва не потерял равновесие, шагая по навощенному полу, выпрямился.
– Гастон д’Аланкур, – сказал он.
– Синьор Баттиста.
– Что прикажете… Пардон, я хотел сказать: господа сидят за столом?
– Нет.
Баттиста облегченно вздохнул.
– Они закончили есть несколько минут назад, – закончил старый преданный слуга.
И оставил Баттисту одного. Тот огляделся. На столике лежала почти пустая коробка шоколадных конфет. Солнечный Луч покраснел и вполголоса выбранился.
«Подумают, что это я их съел», – подумал он.
Тут в гостиную вошла Эдельвейс, которая несла в руке дона Танкреди.
– Почему вы не пришли на ужин? – закричал старый ветреник. – Мы вас ждали, а вы все жеманничаете.
– Я был очень занят, – смущенно пробормотал наш друг, которому страшно хотелось есть.
Дона Танкреди поместили на крошечный стул, сделанный специально для него. Он весело сказал Баттисте:
– Все беспокоитесь, да? Да оставьте, хватит вам так беспокоиться. Право, не стоит.
– Мне за это платят, – сказал молодой человек, слегка покраснев.
Узнав за разговором, что вся эта суматоха вокруг белья, все это снование портних, модисток и мебельщиков – это все были приготовления к свадьбе Эдельвейс и Гверрандо, и свадьба эта должна состояться через несколько дней, Баттиста чуть не заплакал. Он вытащил платок и осторожно развернул его, опасаясь, что на нем могут быть дырки. Но старый распутник не дал ему времени поплакать. Он позвал его.