Если любишь - солги
Шрифт:
Эти кружева с серебряной нитью и приняли на себя мой пломбир, и шоколад, и ореховую крошку… Рука рефлекторно отдёрнулась, креманка толкнулась мне в грудь, оставив на ткани пастозный белый мазок.
Растяпа. Мы обе растяпы, и она — в первую очередь. Видишь человека у столика с мороженым? Обойди стороной!
Но говорить ей об этом не стоит ни в коем случае. Сейчас вежливо извинюсь — виновата же — пройду в дамскую комнату, смою мороженое и поеду домой. Вечер всё равно испорчен, платье придётся отдать в чистку.
Я подняла голову. Дама в стальном платье смотрела мне в лицо яркими аметистовыми
Всё внутри обратилось в лёд. Словно это в меня был встроен охлаждающий элемент, и кто-то перевёл рычаг в положение "заморозить"…
Чистокровная мажисьен!
Я позволила чувству вины вырваться наружу:
— Простите, во имя Равновесия! Мне так жаль… Позвольте, я сейчас.
Отставила креманку со злосчастным мороженым — аккуратно, тщательно контролируя каждое движение. Не хватало ещё опрокинуть этажерку. Непослушными пальцами с трудом справилась с замком сумочки…
— Ах, оставьте, прошу вас! Это моя вина, — жестом доверительным, почти приятельским мажисьен положила руку мне на запястье, пресекая безуспешные попытки выудить из сумки носовой платок. — Я вас не заметила. Вечно витаю в облаках.
Короткая стрижка, пепельные волосы. Узкое лицо. Кожа фарфоровой белизны. Точёный нос с лёгкой горбинкой. Уверенный, чуть насмешливый взгляд. Непринуждённая улыбка.
— Но ваше платье, — промямлила я. — Как же теперь… Это ведь антильское кружево, верно?
— Пустяки! Не стоит беспокоиться.
Небрежно, голой рукой, она смахнула с груди мороженое, и шоколад, и ореховые крошки. Пара движений, и не осталось ни пятнышка, ни соринки. С улыбкой мажисьен показала мне ладонь — кожа была чистой и сухой.
— Вы позволите?
Её рука легко скользнула по шёлковой тафте и бисерным узорам моего платья, стерев безобразную кляксу в один приём.
По новой столичной моде, мажисьен не носила перчаток. Камни в её перстнях были прозрачней воды, но в первую очередь притягивало взгляд сложное украшение из жемчужного браслета, колец белого металла, усыпанных мелкими бриллиантами, и фигурных цепочек, в которых соединялись все три элемента — жемчуг, бриллианты и металл.
— Евгения, — мажисьен по-мужски протянула руку, и мне ничего не оставалось, как пожать её.
— Верити.
В театре были и другие магнетики, я видела троих или четверых. Если ей скучно и хочется с кем-то поболтать, почему она не ищет общества себе подобных?
— Вижу, вы здесь одна? Идёмте к нам за столик! — Евгения взяла меня под руку, не оставляя шанса отказаться.
Широкая прямоугольная арка отделяла от основного фойе небольшой обеденный зал — для тех, кто не довольствовался игристым, пастилой и бисквитами, а желал обстоятельно подкрепиться и выпить за отдельную плату. Еду доставляли из ресторана, удачно расположенного по соседству, крепкие напитки — из погребов под "Небесным садом". Если верить "Бульварному листку", театр стоял над катакомбами, которые построили сектанты-солнцепоклонники во времена Руфиуса Оборотня. Но кто верит "Бульварному листку"?
Из-под арки неслись запахи жареного мяса, тушёных овощей, острых соусов и табачного дыма, маня за столы, накрытые крахмальными скатертями, чревоугодников и курильщиков. Иные гости просиживали там не только весь антракт, но и второе отделение, возвращаясь в зрительный зал
Евгения подвела меня к уютной нише под охраной пары финиковых пальм в кадках. Не знаю, кого я рассчитывала увидеть — наверное, компанию подружек. Но из-за стола навстречу нам поднялись двое мужчин, одинаковых во всём, кроме цвета волос — оба во фраках, рослые, статные, бледнокожие, мажисьеры до кончиков ногтей.
Первым Евгения представила шатена с бутоньеркой в петлице:
— Аврелий, мой жених. А этот шалопай, — небрежный кивок в сторону блондина, — мой брат Дитмар.
"Почему шалопай?" — хотела спросить я, но сдержалась.
Меня Евгения отрекомендовала своей новой приятельницей.
Мажисьеры поклонились — гладко зачёсанные волосы, идеальные проборы.
Дитмар, чуть выше ростом и красив, как сказочный принц, Аврелий шире в кости, тяжелее лицом, но тоже очень недурён.
Я заколебалась — надо ли подавать им руку. Меня сто лет не представляли мужчинам. А у мажисьеров, как известно, свои повадки.
Дитмар разрешил мои сомнения.
Неуловимым движением подался вперёд, легонько встряхнул мою ладонь, потянул на себя…
— Прошу вас, Верити, составьте нам компанию.
Не успела опомниться, как оказалась сидящей за столом на полосатом диване, Дитмар слева, Аврелий справа, Евгения — наискосок.
— И волей случая, нас всё-таки четверо! — весело объявила мажисьен.
2.1
Дитмар взглянул куда-то сквозь пальмовые листья, щёлкнул пальцами. Проворный официант разложил передо мной столовые приборы, расставил тарелки, бокалы…
— Зачем это? Не нужно, — запротестовала я.
— Верити, дорогая, вы наша гостья, — отозвалась Евгения. — Не стесняйтесь. Не то я обижусь!
И погрозила пальчиком.
— Игристого? Сухого? — предложил Дитмар. — Крино? Мадарель? Версент?
— Может быть, крем-ликёр? — подсказал Аврелий. — Например, сойо?
Я поспешно кивнула, изо всех сил стараясь не выглядеть ошеломлённой. Похоже, без особого успеха. Мажисьеры улыбались, все трое — любезно, терпеливо, снисходительно. Может быть, это такая забава? Они выбирают жертву, обычную женщину — или мужчину, почему бы нет? — приглашают за столик, чтобы… Что? Пока мне не сделали ничего дурного. Но было чувство, что я иду по тонкой проволоке, внизу пропасть, и оступиться не просто легко, это неизбежность, вопрос лишь в том — когда.
— За знакомство! — воскликнула Евгения.
Я осторожно пригубила ликёр — сладкий фруктовый вкус, приятное жжение во рту. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы отставить бокал. Мне нужна ясная голова и полный контроль над собой. Было бы досадно испортить такое интересное приключение. И восстановить против себя троих мажисьеров.
Но до этого не дойдёт. Надо всего лишь продержаться до конца антракта.
Мои новые знакомые угощались лёгкими овощными закусками, красной рыбой в ожерелье лимонных кружков и маслин, креветками и маринованным виноградом. Каждая тарелка была выстлано нежно-зелёными листьями салата, которые сообщали столу весёлый летний вид.