Если любит – поймет
Шрифт:
— Хочешь спать? — с чарующей заботливостью спрашивает Максуэлл.
Улыбаюсь и киваю в ответ.
— У меня есть идея: поедем ко мне. Переночуешь у меня, в комнате для гостей.
— В комнате для гостей? — вполголоса переспрашиваю я.
Максуэлл шлепает себя по виску.
— Ах да, совсем забыл! У меня же там ремонт. Точнее, я планирую сделать там ремонт… А если еще точнее, это вовсе не комната для гостей, а нечто вроде подсобки, куда я складываю разный хлам. Гм… Тогда ляжешь в спальне. А я на кухне. Ну… или в гостиной. Или… если ты…
— Перестань нести чушь! — Я с улыбкой приподнимаюсь со стула, наклоняюсь над столом и целую Максуэлла в губы.
Он, когда я отстраняюсь, глубоко вздыхает, медленно раскрывает глаза, смотрит на меня с обожанием и шепчет обольстительным шепотом:
— К черту комнату для гостей! К черту кухню и гостиную…
Мы одновременно поднимаемся, крепко беремся за руки и поспешно идем прочь.
7
Я не думала, что, отправляясь на встречу с папой и Ниной, буду сходить с ума от волнения, надеялась, что сумею гораздо лучше управлять своими чувствами. Хорошо, что я не за рулем и что рядом Максуэлл.
— Пожалуйста, притормози у аптеки, — прошу я, с ужасом прислушиваясь к рвущемуся в груди сердцу. — Может, купить успокоительного?
Максуэлл смотрит, нет ли запрещающих знаков, и останавливается у обочины.
— Если выпить что-нибудь слабенькое, толку не будет, — рассудительно говорит он. — Если, наоборот, сильное, чего доброго будешь клевать носом. Накануне важных встреч непроверенные лекарства лучше не пробовать — они действуют на всех по-разному.
— Правильно, — соглашаюсь я, покусывая губу и похлопывая руками по коленям.
Максуэлл смотрит по сторонам и кивает на бар с узкими окнами и красно-желтой вывеской.
— Может, выпьешь вина? Всего полбокала. — Он поднимает указательный палец. — Чтобы не заболела голова. Впрочем, я рядом и в любую минуту готов сделать тебе массаж…
Вскидываю руки.
— Нет уж, на людях лучше будем обходиться без массажа. Он влечет за собой неминуемые последствия.
Смеемся.
— Но немного вина выпить, пожалуй, можно. Мы не опоздаем?
Максуэлл смотрит на часы.
— У нас в запасе целых двадцать пять минут. А до Сорок второй улицы рукой подать. Идем. — Он решительно открывает дверцу.
Посетителей в баре немного, негромко играет музыка, что-то типа рэпа. Обстановка, надо сказать, далеко не из лучших, но мы пришли сюда не отдыхать.
— Бокал белого сухого вина, — делает заказ Максуэлл, когда к нашему столику подходит девушка-официантка с неброскими, но миловидными чертами лица. — И стакан содовой, пожалуйста.
Мне становится неловко. Он будет пить воду, а я алкоголь, будто пьяница.
— Я должен быть трезв как стеклышко, — с шутливо-строгим видом объясняет Максуэлл.
— Это еще почему?
— Потому что вызвался тебе помочь. Не исключено, что именно мне придется разряжать обстановку. Если, конечно, она накалится.
Он улыбается, а я в страхе думаю о том, что, если обстановка накалится, разрядить ее не сможет никто.
В блюз-клубе «Би-би кинг» довольно уютно. Светлые скатерти, лампы с небольшими желтыми абажурами, черные деревянные стулья. Останавливаюсь у самого порога, крепко сжимаю руку Максуэлла и обвожу зал внимательным взглядом. Мой отец выделяется из любой толпы. Очень высокого роста, широкоплечий, с густыми полуседыми волосами, папа, даже сидя, сразу привлекает к себе внимание. Его я обвожу лишь беглым взглядом, успевая отметить, что он не выглядит уставшим, и смотрю на его спутницу.
Какой только я не представляла ее: высокомерной прохвосткой, притворной кривлякой, обыкновенной женщиной, даже молодящейся красавицей! Но ничего подобного мое воображение не рисовало ни разу. Нина сидит, повернувшись вместе со стулом к сцене, и с восторженностью ребенка слушает выступление чревовещателя. Радость и изумление на ее лице настолько неподдельные, что даже я, хоть и невольно, скорее на подсознательном уровне, все еще отвергаю ее и готова приписать ей пороки, которых нет, — даже я сразу отмечаю в ней поразительную естественность.
Самое удивительное в том, что, когда чревовещатель говорит за куклу, Нина во все глаза смотрит именно на нее — деревянного человечка в клетчатой рубашке и вельветовых брюках. Кажется, что она верит, будто парнишка ростом фута в полтора разговаривает сам и общается со своим хозяином независимо от него. Бывает, женщины лишь прикидываются детски доверчивыми, что сразу чувствуется и немного отталкивает. А есть люди, которые до конца своих дней сохраняют способность верить в сказки. По крайней мере, искренне восторгаться чем-то удивительным. Нина на первый взгляд из таких.
Красива ли она? Молодо ли выглядит? Сложно сказать. В глаза бросается одно: она умеет очаровывать. С отцом они смотрятся, как ни больно это признавать, парочкой, которую связывают теплые чувства. Если не знать, что он на шестнадцать лет старше, то, глядя на них, вовсе не задумываешься о разнице в возрасте.
Что говорит чревовещатель, я не слушаю. Но замечаю краем глаза, что кукла протягивает руку в сторону Нины.
— Меня? — спрашивает она, прижимая ладонь к груди и приподнимаясь со стула.
— Конечно тебя, — отвечает кукла. — Я ведь к тебе обращаюсь.
— Меня зовут Нина.
— Нина! А меня Фрэнк. Как настроение, Нина?
— Очень хорошее!
Я смотрю на Нину как зачарованная. Она ничуть не кривляется, немного смущена, но отнюдь не тем, что на нее сейчас устремились взгляды всех присутствующих, а тем, что Фрэнк обращается именно к ней.
Максуэлл прикасается к моему локтю.
— Это она? — вполголоса спрашивает он.