Если только ты
Шрифт:
Моргнув и отбросив эти мысли, я киваю в сторону маленькой девочки.
— Привет, Линни. Рад снова увидеть тебя.
— Тебя зовут Себ? — Линни склоняет голову набок — и снова это движение копия Зигги. — Я думала, тебя зовут Проблема…
Её рот зажимается рукой, и её тянут назад. Я поднимаю глаза и вижу светловолосую женщину, в которой узнаю старшую сестру Рена, Фрейю — она усаживает Линни себе на колени. Её щёки окрашиваются розовым румянцем, и это напоминает мне о Зигги, хотя в остальном они не особо похожи. Может, что-то общее в их широко посаженных глазах, высоких выраженных скулах.
— Прошу прощения за это.
— Она не ошибается, — я пожимаю плечами. — Я не оскорблён.
— Ну вы посмотрите, кто тут, — тёплый раскатистый голос обрывает наш разговор. Я вскидываю взгляд, когда папа Рена — доктор Би, как все его зовут — присоединяется к нам. Он высокий и широкоплечий — явно тот, кто ответственен за рыжие волосы Рена и Зигги, хотя в его шевелюре уже видны белые и серебристые пряди. У него одна из тех улыбок, которые невозможно не посчитать очаровательными, и он хлопает меня по плечу и сжимает, совсем как это делает Рен. — Себ, — говорит он, сжимая ещё раз, затем отпуская. — Рад снова видеть тебя! Как у тебя дела, сынок?
Я чувствую странный укол в животе от такого обращения. Это не плохо, просто… непривычно. Мой папа ушёл от нас, когда мне было шесть. Моя мама вышла замуж за моего отчима Эдварда, когда мне было семь. Вопреки желаниям моей матери, я никогда не называл Эдварда папой, а он никогда не называл меня сыном. На самом деле, у меня нет воспоминаний о том, чтобы кто-то называл меня «сынок».
Я прочищаю горло и выдавливаю улыбку, пытаясь замаскировать тот факт, что я молчал дольше, чем следовало бы.
— У меня всё хорошо, доктор Би, спасибо, что спросили. В кои-то веки веду себя хорошо.
Он широко улыбается.
— Что ж, это славно. Но, надеюсь, не слишком хорошо. Постоянное безупречное поведение делает жизнь ужасно скучной.
— Эй, — Фрэнки поворачивается и легонько шлёпает его по руке. — Не надо его поощрять.
Он издаёт тёплый, раскатистый смех, затем поворачивается, когда его жена, Элин, усаживается на сиденье рядом, держа на руках ребёнка в синих шумоподавляющих наушниках поверх пушистых белых волосиков. Доктор Би забирает ребёнка, укладывает себе на плечо и похлопывает по спине.
— Итак, Себ, что привело тебя сюда?
Элин с улыбкой смотрит в мою сторону, и вот откуда это в Зигги — лукавство и любопытство, улыбка Мона Лизы. Она косится в сторону поля и замечает Зигги. Её улыбка становится шире, и она машет рукой.
Взглянув обратно на доктора Би, я говорю ему:
— На самом деле, я здесь… Ну, в смысле я…
— Он друг Зигги, — подсказывает Вигго через плечо, многозначительно выгнув брови и глядя на своего отца.
Доктор Би смотрит на Вигго, тоже выгнув одну бровь в ответ.
— Кстати о поведении, ты что про себя скажешь в последнее время, Вигго Фредерик?
Вигго невинно моргает, прижав ладонь к груди.
— Кто, я?
— Да, ты, — говорит доктор Би, сдвигая ребёнка на своём плече и легонько покачивая его, когда тот начинает кукситься. — Тебя давненько не было видно. Наша с твоей матерью кухня несколько недель не выглядела так, будто там взорвалась
В моё воображение просачивается образ Зигги, присыпанной мукой и глядящей на меня, а также то, как близко были наши губы. Я прочищаю горло и ёрзаю на сиденье, чувствуя себя отвратительным человеком, потому что позволяю себе эротические мысли о Зигги и муке, когда я окружён её семьей.
— О, ну знаете, я был занят, — Вигго пожимает плечами. — Немножко там, немножко сям.
— Гммм, — доктор Би не кажется удовлетворённым, но он отвлекается на появление другого члена семьи — мужчины, в котором я узнаю мужа Фрейи, Эйдена. Он подхватывает свою дочь и целует её в щёку, затем шумно фыркает ей в шею, что заставляет её визжать.
— Папочка, это Проблема! — орёт она, показывая в мою сторону.
Фрейя сползает по своему сиденью и прижимает ладони к глазам.
— Ну почему она слышит всё, что ей не нужно слышать?
— Привет, Проблема, — говорит Эйден. У меня вырывается смешок. Есть что-то неожиданное и доброе, немного заговорщическое в том, как он улыбается, говоря это и протягивая руку, которую я пожимаю. — Рад снова видеть тебя. На свадьбе нам не довелось поговорить…
Потому что я напился и киснул на террасе. Боже, в тот вечер я был таким говнюком.
— Я большой фанат, — говорит он. — Ты и Рен на льду вместе — это нечто прекрасное.
— Спасибо. Я это ценю.
— Итак, — Эйден садится, устраивая Линни на своих коленях и предлагая ей, похоже, многоразовый тканевый мешочек, наполненный крендельками, печеньем и сушёными фруктами. — Что я пропустил?
Семья погружается в разговор, чей ритм и частота говорит об их близости — концепция, которая мне совершенно незнакома. Я поворачиваюсь обратно к полю и осознаю, что оно опустело — вероятно, его освободили, а игроки уже в туннеле, готовятся к официальному объявлению.
Я наблюдаю, как команда выходит и строится, стартовый состав игроков образует аккуратный ряд плечом к плечу. Я нахожу Зигги и чувствую, как моё сердце совершает ужасно неоправданный кульбит в груди.
— Себ, — лёгкий тычок в плечо заставляет меня взглянуть в сторону Рена, вновь напомнив о множестве причин, по которым я должен игнорировать то тянущее томление в груди, когда смотрю на Зигги. Мой лучший друг с его знакомой доброй улыбкой говорит: — Я очень рад, что ты здесь.
***
Не то чтобы я удивлен, но Зигги Бергман — это чертовски славное зрелище во время игры в футбол. Я лишь поверхностно понимаю игру, но знаю достаточно, чтобы понимать — она гениальна в этом спорте. Будучи полузащитником, она беспрестанно носится по огромному участку поля, в отличие от защитников позади неё, которые держатся поодаль и защищают свою часть поля, или в отличие от нападающих её команды, которые работают в верхней части поля и напирают на оппонента.
Зигги именно такая быстрая, как говорил Рен, стремительно носится по полю, и её косичка напоминает огненную комету, ярко контрастирующую с зелёной травой, которая кажется такой же яркой, как её глаза. Она ужасно проворна для человека столь высокого роста, её пасы такие быстрые и точные, а движения такие быстрые, что игроки Чикаго спотыкаются о собственные ноги, пока она проносится мимо них.