Если только ты
Шрифт:
— Мне не нужен душ, — протестует она.
— При всем уважении, Зигги, нужен.
— Себастьян, аккуратнее с ногой! Я не маленькая. Поставь меня… вау, ты сильный.
Я быстро поднимаюсь по лестнице, крепко держа её.
— Моя нога в порядке. И я оскорблён тем, что моя сила так тебя удивляет.
— Просто говорю. Я знаю не так уж много людей, которые способны взвалить на плечо высокую женщину и подняться по лестнице, особенно с только что зажившей ногой.
— Ну, этот человек способен на такое,
— О? Таскание по лестницам будет новым ключевым элементом наших отношений?
Боже, мне хотелось бы. Я мог бы привыкнуть закидывать Зигги на плечо, волочь её наверх, бросать на кровать, покрывать поцелуями её тело…
Я трясу головой, прогоняя эти мысли из головы. Я пообещал себе и ей, что мы не будем двигаться в этом направлении. Я только что сказал ей, что поступаю благородно, и я правда хочу быть лучшей версией себя, для неё и с ней.
— Если ты будешь такой упрямой в будущем, — говорю я ей, — и планируешь опять затевать эту фигню с щекоткой, то да, таскание на плече никуда не денется.
Я аккуратно приседаю, опуская её на ноги в гостевой ванной.
— Я принесу тебе полотенце и сменную одежду, ладно?
Зигги смотрит на меня, и её губы изгибаются в легкой улыбке.
— Что?
Её улыбка становится шире.
— Ты выглядишь очень смешно.
— Я смешно выгляжу? Сигрид, ты себя-то видела?
Она поворачивается, смотрит на своё отражение в зеркале и тут же взрывается хохотом.
— О божечки. Всё хуже, чем я думала.
Её волосы белые и словно припудренные, мука до сих пор сохраняется на её бровях, ресницах и одежде.
— Видишь? Я же говорил, что тебе нужно в душ, — я отвожу взгляд, потому что если останусь здесь, то точно сделаю то, чего не должен — например, разверну её и прижму к раковине, а потом зацелую до тех пор, пока она не начнёт всхлипывать и умолять, пока мы не сольёмся так тесно, что мука покроет меня так же, как и её.
— Сейчас вернусь, — говорю я ей.
Схватив полотенце и тканевую салфетку, спортивные штаны и футболку, я возвращаюсь в ванную и замираю, когда Зигги снимает толстовку и бросает её в сторону. Её футболка спала с плеча, обнажив россыпь веснушек на коже. Она поднимает руки к волосам и принимается дёргать свой хвостик.
— Вот, — я кладу всё возле раковины, затем начинаю закрывать за собой дверь.
Когда я слышу вскрик, за которым следует приглушённая череда шведских ругательств, я замираю. Похоже, Зигги переходит на шведский только тогда, когда по-настоящему расстроена.
— Ты в порядке? — спрашиваю я.
— Резинка очень… перекрутилась и дёргает волосы. Всё нормально. Я её выпутаю.
— Тебе… — я чуть шире открываю дверь, посмотрев на неё. — Тебе нужна моя помощь?
Она прикусывает губу.
— Да. Может быть. Только не дёргай, пожалуйста. Я… очень
Я встаю позади неё и мягко забираю контроль над резинкой, запутавшейся в её волосах.
— Я буду осторожен.
Мы оба стоим тихо, пока я работаю над своей задачей. Зигги отряхивается над раковиной, смахивая муку с лица и с тех прядей, которые уже освободились от резинки. Я сосредотачиваюсь на том, чтобы нежно освободить все её волосы, не спеша, чтобы не дёргать пряди.
Наконец, резинка освобождена, и я кладу её на столешницу рядом с раковиной.
— Готово.
Её ладонь тянется и находит мою, затем сжимает. Она награждает меня одним из крепких пожатий в стиле Зигги. Затем медленно поворачивается ко мне лицом.
Теперь она выглядит почти нормально, большая часть муки ушла с её волос, бровей и ресниц.
— Спасибо, — её ладони поднимаются к моему лицу, смахивают муку с моих щёк и щетины.
Стоять тут очень сложно, пока наши тела почти соприкасаются, а её ладони обхватывают моё лицо.
— Не благодари меня, — тихо отвечаю я..
— Облом. Уже поблагодарила, — Зигги тянется к моим волосам и смахивает муку из них.
Я хрипло откашливаюсь, подавляя желание прильнуть к ней, прижать к раковине и вновь ощутить её вкус. Я целую неделю не целовал её, и я почти обезумел от желания сделать это снова.
Я больше не буду её целовать. Не буду.
Я пытаюсь заставить себя отстраниться, но я слабый и отчаявшийся, так что вместо этого поворачиваю лицо к её ладони, как делал это ранее этим вечером. Господи, да я практически тычусь в неё носом.
— В волосы ты мне тоже муки насыпала?
Её прикосновение на мгновение замирает в моих волнах, после чего она опускает руку.
— Немного. Но по большей части они растрепались из-за потасовки со щекоткой. Я просто поправляла их обратно, как тебе нравится.
Внезапно в ванной воцаряется тишина, если не считать тихого, размеренного капания воды из крана. Я смотрю на Зигги, чувствуя тягу между рёбрами, которая влечёт меня. Я хочу привлечь её поближе. Я хочу прикоснуться к ней, ощутить её вкус, узнать её и заслужить её удовлетворённые вздохи. Я хочу чувствовать силу и мягкость её тела, поцеловать каждую веснушку на её коже.
Зигги подаётся ко мне. Я тоже подаюсь ей навстречу.
Её ладони ложатся на мои локти, мои ладони — на её бёдра. Наши головы склоняются, приближаясь друг к другу. Наши носы вскользь соприкасаются. Я стискиваю зубы, борясь с ослепляющим желанием, которое пульсирует во мне.
«Ты можешь это сделать, Себ. Будь сильным. Будь другом, которым ты обещал быть».
Медленно и аккуратно я высвобождаю руки из её хватки, затем обнимаю её, в медвежьем объятии прижимая к своей груди.