Если только ты
Шрифт:
— Я рад, что смог быть здесь, — говорит он.
— Классные кроссовки.
Он, нахмурившись, поднимает взгляд.
— Только не говори мне, что, по-твоему, я не умею носить розовый, потому что мы оба знаем, что я умею, чёрт возьми.
— Я бы никогда и не подумала комментировать вкусы Мистера Модные Штанишки, — мой взгляд скользит вверх по его фигуре — на нём выцветшие чёрные джинсы и мягкая на вид, но явно высококачественная футболка вересково-серого цвета, которая облегает его татуированные руки и перекликается с серебристыми полосками на розовых кроссовках. Всё сочетается в той
Я прочищаю горло, ненавидя себя за румянец, который, судя по ощущениям, заливает мои щёки.
— Как нога? Вчера ты говорил, что ожидаешь, что Ларс заставит тебя страдать.
— Ааа, — он снова пожимает плечами, всё ещё держа руки в карманах. — Да, всё было в порядке. Я немного не в форме, но приду к этому. Завтра я снова выйду на лёд. Надеюсь, я буду готов к нашей первой предсезонной игре.
— О, — я чувствую лёгкий укол эгоистичной грусти. Теперь, когда он полностью восстановился, это означает, что он снова будет занят, вернётся к своей работе и предсезонной подготовке — спортзал, общая физическая подготовка, на льду, снова пресс-мероприятия с командой. Я знаю, насколько напряжённым является этот график. Я наблюдала за тем, как Рен живёт им на протяжении многих лет. Я знаю, что это означает, что наши спонтанные встречи для пиара, которые приходилось подстраивать только под мой менее напряжённый график, остались в прошлом. Я знаю, что это означает, что мы с ним будем проводить меньше времени вместе. И я чрезвычайно разочарована этим.
«Именно поэтому такое развитие событий — это хорошо. Ты не должна так расстраиваться из-за того, что будешь видеться с ним реже. Ты не должна испытывать таких сильных чувств к Себастьяну Готье».
Что ж, одну эмоцию я могу испытывать спокойно, без чувства вины или беспокойства — это радость за него, ведь он вернётся к тому, что любит.
— Я рада за тебя, — говорю я ему. — Уверена, тебе не терпится вернуться на лёд.
Себастьян кивает, снова уставившись на свои ботинки.
— Спасибо, мне правда не терпится. Я… — он проводит рукой по волосам и дёргает пряди. — Вообще-то, я хотел поговорить с тобой об этом. Хочу, чтобы ты знала, что… Я буду очень занят на этой неделе, так что не уверен, что смогу уделить много времени… — он смотрит вверх и мимо меня, я думаю, чтобы оценить, достаточно ли далеко мы от других, чтобы говорить честно. Его взгляд скользит туда, где стоит моя семья, болтая в шумном кругу, центром которого является Линни, играющая своим крошечным футбольным мячом «Энджел Сити», который я принесла ей после игры. Его глаза встречаются с моими. — Я не буду так доступен для выхода в свет ради публичности.
Ради нашей публичности. Верно. Я плохо умею читать между строк, но нетрудно заметить, чего он не сказал — ни единого слова о том, чтобы видеться как друзья.
— Но, эээ… — он пожимает плечами. — Я подумал, может, мы могли бы…
— Себ! — зовёт Рен, направляясь к нам. Я подавляю стон, расстроенная тем, что нас прервали. — Почему бы тебе не остаться? Мы собираемся к моим родителям на семейный ужин. Присоединяйся к нам.
—
Себастьян открывает рот, затем закрывает его.
— О, эээм… Спасибо, но я не могу. У меня… у меня планы.
Рен хмурится, что случается редко.
— Ты уверен?
— Да, — Себастьян сверкает одной из тех ослепительных улыбок, которые свойственны моей семье и за которыми, как я поняла, скрывается гораздо более каменистая местность. — Я действительно ценю это. Рад был вас всех видеть.
— Пока, Проблема! — кричит Линни.
У него вырывается сухой смешок, но этот звук прерывистый, едва уловимый, как неверная нота в песне, которую я не могу уловить. Себастьян машет Линни, затем поворачивается ко мне.
— Мне нужно идти, так что…
Его взгляд встречается с моим. Затем, внезапно, его руки обхватывают меня, притягивая к себе. Я машинально роняю сумку на пол и обхватываю Себастьяна за талию.
— Себастьян, что ты пытался мне сказать?..
— Ты была ох*енно великолепна там, — говорит он мне на ухо, быстро и тихо. — Не только то, как ты играла, но и то, как ты постояла за себя. Я видел, как ты настояла на своём и сказала Джине, что будешь бить пенальти, даже когда она этого не хотела. Горжусь тобой.
Я сглатываю, когда в горле у меня появляется комок.
— Спасибо, Себ…
Он уходит прежде, чем я успеваю сказать ещё хоть слово, отпуская меня так резко, что я чуть не отшатываюсь, затем машет мне через плечо, а сам трусцой бежит к своей машине.
Я смотрю ему вслед, нахмурив брови, и чувствую, что Фрэнки присоединяется ко мне. Мы стоим плечом к плечу, а её рука танцует на трости.
— Он странно себя ведёт, — говорю я ей.
Фрэнки тоже смотрит вслед Себастьяну из-за своих больших тёмных очков и кивает.
— Да, Зигги. Определённо.
* * *
— Итак, — Рен убирает телефон в карман, затем наклоняется, чтобы добавить последние штрихи к своему тосту скаген, аккуратно водружая веточку укропа поверх skagenrora.
(skagenrora — это салат из креветок, который обычно едят, положив на поджаренный хлеб и украсив укропом, дижонской горчицей, икрой и пр.; это и называется тост скаген, — прим)
— Итак? — я вытираю стол полотенцем, чтобы он был чистым и готовым к тому времени, когда мы разложим все остальные продукты, которые у нас есть в холодильнике и на плите.
— Только что получил сообщение от Энди. Его выворачивает наизнанку.
Я морщу нос.
— Фу. Но и бедный Энди. Это отстойно.
— Действительно, — Рен отряхивает руки и отступает на шаг, хмуро глядя на поджаренный скаген. Он снова подходит и поправляет веточку укропа. — Это далеко не идеально, так как я собирался попросить его почитать Бенедикта. Я подумал, что вы двое отлично справитесь.
— О, чёрт, — я читаю Беатриче, другую главную героиню, которая стала заклятым врагом Бенедикта, а потом превратилась в возлюбленную. — Ну, именно поэтому мы держим всё в секрете и просим всех заранее прочитать пьесу целиком. Кому-нибудь другому будет несложно подменить. У нас всё равно достаточно участников, чтобы прочитать все роли, верно?