Если ты есть
Шрифт:
— Что ты имеешь в виду? — насторожилась Агни.
— Деятельность на почве православной веры. Или баптистской, если она тебе больше нравится. Проповедовать. Заниматься миссионерством.
Она усмехнулась.
— Твои советы, как всегда, в самую точку. Особенно если учесть, что я не выношу христианства.
— За что же?
— Да за эту их главную идею: спасти себя. Страх за свою шкуру, вечные мольбы… Интересно, есть ли абсолютно чистая, «бесшкурная» религия?..
— Да. Коммунизм.
Они засмеялись.
— Это дело наживное, — сказал Митя, — любовь к христианству. Зато в тебе есть исступленная проповедническая жилка.
Он
Митя был сине-бледен и красив. Высохший, с темными впалыми глазницами и нездешним светом в очах. Со вчерашнего дня он начал выходить из голодовки, которую объявил по поводу несправедливого ареста товарищей, и держал тридцать три дня.
Агни загляделась на него.
— Ты выглядишь потрясающе. Ушли щеки. Выступили глаза. Налюбоваться не могу. Тебя, наверное, обожают фотографировать западные корреспонденты?
— Да, позавчера приходила парочка. С таким мохнатым микрофоном, похожим на швабру… Только я, от истощения, очевидно, начисто позабыл английский. А переводчика они не взяли, понадеялись на меня. Представляешь картинку?..
— Представляю. Тебе и не надо говорить. Изможденно шептать и поводить глазами. За тебя дикторы все скажут.
— Совсем с ними выдохся. После три часа лежал и глотал воздух, как рыба на берегу. Больше их не пущу.
Агни разгрузила сумку, набитую овощами и яблоками. Помыла морковь и забросила в соковыжималку.
Ничего твердого есть Мите было нельзя.
— Я тоже не буду тебя утомлять. Выдавлю сока побольше и уйду.
— Ты меня не утомляешь. Мы же договорились обсудить твою статью.
— Обсуждай. Только не иронизируй над тем, что для меня предельно серьезно. Кстати, ирония требует дополнительных затрат энергии, а ее у тебя мало.
— Я тоже абсолютно серьезен. Ты многим это читала? — Митя кивнул на листки.
— Человекам пяти. Я буду читать это каждому, с кем сведет меня судьба. Пока не найду единомышленников. Людей одинаковой со мной крови.
— А… разве ты еще не нашла? А все наши? А я?..
Она помедлила.
— Не совсем.
Митя только взглядом дал понять, что последние слова камнем лягут на ее совести.
Совсем огромные стали глаза. Черные, обведенные тенями. Страшные, как ночное небо.
— И какие же были реакции?
— Кто-то сказал, что да, это интересно, и вежливо протянул мне их назад. Кто-то спросил, сколько мне лет, и удивился, что двадцать семь, а не семнадцать. Один долго рассказывал, какие они все сволочи и подлецы — те самые знаменитые люди, совесть которых я предлагаю разбудить. Какой-то видный прозаик стащил у него в молодости не то сюжет для рассказа, не то образ. И от этого будто бы прославился. Послезавтра на очередном вторнике я прочту это группе.
— Лучше не читай, — попросил Митя.
Он сидел, откинувшись в кресле. Голодовка придала его облику застылое величие спиритического гостя. Слабый размеренный голос усиливал впечатление.
— Почему?
— Я лучше сам скажу тебе все, что они скажут. Вот, прямо по пунктам. — Он придвинул к себе первый листок.
— Конечно, скажи. Мне очень важно твое мнение. Но и группе я прочту — одно другого не исключает.
— Зря. — Митя вздохнул. — Если на меня ты обидишься и хлопнешь дверью — это не страшно: она уже выдержала штук пятнадцать твоих хлопков и еще от одного не развалится. Но если ты переругаешься со всей группой…
— Не буду я ругаться.
— Или я тебя не знаю? Не найдешь единомышленников — и понесешь всех…
— Ты прекрасно знаешь, что на людях я веду себя тихо и скованно.
— Еще хуже. Будешь тихо сидеть и копить обиду. Выйдешь за дверь и заплачешь.
— Выйду за дверь и наложу на себя руки. Ты будешь, в конце концов, говорить свое мнение?
— Буду.
Митя пробежал глазами первый абзац. Агни принялась грызть очищенную для Мити морковину. Она пристроилась напротив него на ковре, посматривая снизу вверх, опершись подбородком о колени и чуть раскачиваясь.
— Ты только всю морковь не скушай от волнения, — попросил Митя. — Мне оставь. Кстати, отчего ты все время сидишь в такой неудобной позе? Я бы и минуты не выдержал.
— Не знаю. Я и сплю всегда так, свернувшись. И ем — когда меня никто не видит. Поза плода в утробе.
— Но почему?..
— Может быть, оттого что еще не родилась? Еще только жду рождения.
— И когда же оно будет?
— Если б знать! Скорей бы — полжизни прошло…
— Интересно будет взглянуть на тебя новорожденную… Ну, ладно. Слушай. — Митя стал читать вслух: — «Многие мои знакомые считают себя умными людьми. У каждого человека найдется несколько таких знакомых, и, если подсчитать общее их количество, получится огромное число. Что же считать критериями ума? Ум, прежде всего, — энергия и сила. В отличие от мудрости, которая является состоянием и структурой. Если заменить определение „умный“ на „мыслящий“, отчетливо выступит движение, динамика, заключенная в этом понятии. Мудрость есть остановка, точнее, равновесие. Успокоение. Мудрый человек — человек свершившийся, приведший свою внутреннюю структуру в состояние гармонии со структурой внешнего мира. Попытка перестроить не себя, а внешний мир, попытка изменить соотношение сил в мировом пространстве в сторону красоты и добра — путь человека мыслящего», — Митя задумался на несколько секунд. — Насчет отличия между умным и мудрым я не спорю. Можно определить и так. Можно по-другому. Дело вкуса, и решающего значения не имеет. А вот то, что «мыслящие» хотят изменить мир в сторону красоты и добра, то это, моя милая…
— Я не милая, — сухо поправила Агни.
— …То это, коллега, мягко говоря, опрометчивое заявление. Мыслящий человек с таким же успехом направит свою мысль в тайны строения, скажем, нейтрино. Черной дыры. Или — «энергия и сила» пойдут на расчищение себе места под солнцем. Не говоря уж о таком применении ума, как решение кроссвордов по вечерам в мягких тапочках.
— И вовсе ты меня не убил, — усмехнулась Агни. — То, что одного ума мало, дураку ясно. Об этом речь дальше идет.
— Идем дальше. «Совесть. Это точка пересечения светового потока с болевым. Есть много причин, из-за которых ноет душа. И есть светоносный источник в ней, иногда почти неприметный, иногда — широкий и сильный. Там, где свет и боль сливаются воедино, находится сердце души, совесть. Если предположить, что у большинства людей этот психический феномен существует — хоть и в разных стадиях развития, — то можно подумать над безумным проектом под условным названием „Реанимация совести“». — Митя удовлетворенно отвел от глаз листок. Помолчал, накапливая силы. — Этот отрывок полностью неинформативен. И больше смахивает на стихотворение в прозе. Что такое совесть? «Пересечение потоков» — ты думаешь, этим что-нибудь сказала? Этакая красивость…