Если у вас нету тети...
Шрифт:
— Никуда я не ходил, — уверенно ответил Сергей. — Я посоветовался с тетей. Она смогла меня убедить, что Настя меня не стоит, я и успокоился. Я даже на нее в последний вечер и не смотрел.
— И что, из компании вечером не отлучались?
— Нет, я весь вечер просидел рядом с тетей и Татьяной Голубевой.
— А как же пиво… кустики?
— Какие кустики? И пиво я не пью. Я вообще ничего не пью, кроме чая и компота.
«Тяжелый случай. По-моему, у парня не все дома. Но его алиби все равно надо проверить», — подумала я и, бросив Тушкину фразу — «Сиди здесь», вылетела из кабинета.
Я вернулась в бухгалтерию. Алина продолжала расспрашивать Катю. Я бесцеремонно вклинилась в их разговор:
— Катя, скажи мне, после того как ушла Настя, Тушкин отлучался с пикника?
— Нет. Он как пришел под ручку с Валентиной Анатольевной, так с ней и ушел. Пескова — та отлучалась, но, по-моему, до того как ушла Настя и ненадолго.
— Еще, Катя, Тушкин в здравом рассудке?
— А вы тоже заметили? По секрету вам скажу, он окончил школу для детей с ограниченными умственными возможностями. Нет, вы ничего не подумайте. Сначала его родственники, мать и тетка, хотели просто освободить ребенка от чрезмерной школьной нагрузки, ну и от армии отмазать.
— А для этого впихнули в школу для дебилов?
— Нет, для ослабленных детей, — поправила меня Катя. — Но там он был отличником.
— Похвально, — с сарказмом в голосе сказала Алина.
— Только сами понимаете: обстановка накладывает определенный отпечаток.
— Причем заметный. Так ты, Катя, можешь подтвердить, что Тушкин никуда с пикника не отлучался?
— Подтверждаю, — клятвенно заверила Катя.
— Хорошо, понадобишься, мы тебя найдем. Из города не выезжать. Бумажки мы подписывать не даем — ты девушка умная. Сама понимаешь, что к чему.
Катя покраснела и с готовностью ответила:
— Конечно, я же все понимаю.
— Вот и ладненько. Мы с Алиной Николаевной пойдем. — Выйдя из бухгалтерии, я спросила Алину: — Хочешь посмотреть на эту размазню? А потом вместе допросим Пескову.
— Пошли.
В кабинете Тушкина мы застали Пескову и тем самым убили одним выстрелом двух зайцев. Но чего это нам стоило! Не одна сотня нервных клеток была безвозвратно потеряна.
Только мы приоткрыли дверь, как Валентина Анатольевна подобно орлице, защищающей своего птенца, грудью бросилась на меня и Алину.
— Какое право вы имели вести допрос, не поставив меня в известность? — накинулась на нас Пескова.
— Гражданка Пескова? — с непробиваемым лицом спросила Алина. — Валентина Анатольевна? — Пескова кивнула, переводя дыхание. — А почему моя коллега, исполняя свои обязанности, должна ставить вас в известность?
— Я родная тетя Сергея Львовича, — гордо бросила Пескова.
— И что с того? Он совершеннолетний. А по действующему законодательству только несовершеннолетних допрашивают в присутствии близких родственников.
— Тогда ему положен адвокат, — не унималась Пескова.
— Зачем ему адвокат? Мы с ним хотели поговорить как со свидетелем, который присутствовал на вечеринке, предшествующей убийству сотрудницы «Гаранта» Анастасии Графовой.
— У вас свидетели — главные подозреваемые. Знаю я ваши заморочки. Найдете слабинку в человеке и раскрутите по полной программе. Всех собак повесите.
— И глухарей тоже, — дополнила Алина.
Пескова стала покрываться пятнами. Импульсивно сжав кулаки, она громко запыхтела и подалась вперед на нас.
Пришлось мне ее остановить:
— Я думаю, вам не стоит так волноваться, хотя бы потому, что излишняя нервозность всегда настораживает.
Валентина Анатольевна отпрянула назад, будто невидимая рука щелкнула ее по лбу. Она хотела мне ответить и даже открыла рот:
— Да как вы… — но, видно, в последний момент оценила ситуацию и замолчала.
— Так-то лучше, — довольно отметила Алина. — Валентина Анатольевна, где мы поговорим? Здесь или в приемной?
— Здесь, — с трудом выдавила из себя Пескова и вытерла платком капли пота, густо выступившие на лбу.
— Тогда, Сергей Львович, погуляйте немного, — попросила я Тушкина, который со своего рабочего места безучастно наблюдал за происходящим.
— Да, Сереженька, сходи в буфетик. Только жареные пирожки не покупай, печень может заболеть. Лучше духовые, — напутствовала тридцатилетнего мужика Валентина Анатольевна. — Кефирчиком запей.
— Садитесь, Валентина Анатольевна, разговор у нас будет долгим.
Пескова села на единственный стул, стоящий у входной двери. Алина заняла рабочее место Тушкина, а я примостилась на подоконнике.
— Почему вы так к нему относитесь? Ему ведь не пять лет? — с укором спросила Алина.
— Не пять, — согласилась Пескова. — Но если бы вы знали, как дорого он нам достался, вы бы не иронизировали. Сколько мы всего пережили из-за Сереженьки, сколько ночей недоспали…
— И что же с ним было?
Она закрыла глаза и стала вспоминать:
— Сестра моя забеременела в тридцать пять лет и, несмотря на общественное мнение, не побоялась стать матерью-одиночкой. Родился Сереженька недоношенным. Врачи говорили: не жилец. Но мы его вытянули с того света. Он сидеть у нас стал только к году, а ходить научился в полтора. Все болезни цеплялись к нему: корь, свинка, ветрянка… Аллергия не проходила. Не знали, чем кормить. Гланды, аденоиды — все наше было.
— Может, надо было закалять ребенка? — спросила Алина.
— Как? Форточку откроешь, а у него уже сопли текут в три ручья. В школу отдали — у него мигрень откуда-то взялась. Год просидели дома. Потом оформили его в школу для детей с ослабленным здоровьем. Он первые три класса экстерном прошел. Потом техникум заочно окончил. Он хороший парень. — Пескова подняла на нас глаза: понимаем ли мы ее?
— Хороший, только оторванный от жизни.
— Почему? Он много книг прочел. Он очень добрый…