Если у вас нету тети...
Шрифт:
— Ну ты же его видела! Парень как парень. Смешливый, хитрющий. Только вся его хитрость заключается в том, чтоб в рабочее время сбегать пивка попить и жене изменить.
— Что с того, если у него улыбка на тридцать два зуба? Это еще не говорит о том, что он не может кого-то ножичком по горлу чикнуть. Ладно, мог или не мог он убить — это вопрос второстепенный. Давай лучше подумаем, где может быть наша Степа?
— Алина, я уверена, мы идем по ее следам. Если она отослала нам письмо из Белозерска, то она здесь была, я хочу сказать, стояла в этом дворе. Куда или к кому она могла пойти?
— К брату Гоши, разумеется, к Петру Куликову. Вполне возможно, тогда он был в городе.
— Верно, но спросить у него об этом мы не можем, потому что сейчас он в отъезде.
— Но охранник, если она приходила, должен ее помнить? Не так давно это было. Или могло быть.
Мы опять повернули к сторожке. Охранник лениво открыл окошко:
— Я же сказал, Петра Васильевича нет, и ни сегодня, ни завтра не будет. Женщины, идите с богом.
— Молодой человек, мы разыскиваем человека, посмотрите, пожалуйста, на эту фотографию. Вы видели эту женщину примерно неделю назад? — Я протянула в окошко Степино фото.
Он взял в руки фотографию, минуту ее разглядывал, потом пожал плечами и вернул со словами:
— Нет, не помню, я дежурю через день, не видел такую. А кто она? Натворила что-нибудь?
Я оставила его вопрос без внимания.
— А как нам найти вашего сменщика?
— Завтра приходите.
— Завтра мы не можем. Мы приехали из другого города, и нам обязательно сегодня нужно вернуться домой. Адрес сменщика вы нам можете дать?
— Не могу, потому что не знаю, он у нас новенький.
— А можете нам пообещать, если увидите эту женщину с фотографии, передать ей записку?
— Могу.
Я вытащила из сумки блокнот, выдрала одну страницу и начеркала Степе коротенькое послание: «Степочка, миленькая, возвращайся домой. Мы нашли убийцу. С тебя сняли все подозрения. Марина и Алина».
— Вот, возьмите. И сменщику своему скажите.
Домой мы возвращались слегка расстроенные. То главное, зачем мы ехали, так и осталось для нас тайной. В глубине души я надеялась встретить в Белозерске Степу. Или хотя бы человека, который ее видел. Может быть, нам стоило еще остаться, чтобы поговорить с другим охранником? Или походить по соседям? Но, к сожалению, время уже поджимало: я обещала Розалии кровь из носа забрать детей до семи часов вечера.
— Ты думаешь, она до сих пор в Белозерске? — спросила меня Алина по пути домой.
Я пожала плечами. Наверняка Степа знает что-то такое, о чем мы даже не догадываемся. Знали бы и мы, могли бы предвидеть Степины шаги. А так… тычемся, как слепые котята.
— Не думаю, скорей всего, она уехала, — ответила я Алине. — Если она имела разговор с Петром Куликовым, она бы ему рассказала о Насте и о двойнике его брата. А больше что ей здесь делать?
— Она вернулась в город и стала следить за Егором Кулаковым. Ну как в свое время Настя, чтобы вывести его на чистую воду, — осенило Алину.
— Но Настя устроилась работать в «Гарант», а Степа этого сделать не может, потому что находится в розыске.
— Правильно. Она следит за ним со стороны. Значит, нам тоже надо начать слежку за Кулаковым. Тогда мы рано или поздно столкнемся нос к носу со Степой. Или она нас заметит, или мы ее. К нам она вряд ли подойдет из-за боязни, что менты выйдут через нас на нее и опять арестуют. Поэтому мы должны ее заметить и сообщить, что все обвинения с нее сняты, ей нечего больше бояться.
Как мы ни торопились, но на дачу все равно опоздали, приехали в половине восьмого. Аня и Саня растерянно переминались с ноги на ногу около домика. Розалия Аркадьевна недвижимо лежала на раскладушке под раскидистой вишней. Вокруг нее с нашатырным спиртом порхала соседка по даче Лидия Гавриловна.
Взглянув на эту довольно мрачную картину, я воскликнула:
— Опоздали! Говорила, надо было быстрее ехать.
— Марина, может, еще отойдет? — неуверенно предположила Алина, вглядываясь в мертвенно-бледное лицо Розалии Аркадьевны.
— Лидия Гавриловна, — бросилась я к раскладушке и взглядом показала на свекровь. — Что с ней?
Соседка гневно сверкнула глазами и, чтобы навечно посеять в наших душах комплекс вины, загробным голосом заявила:
— Всему есть предел. Ваши дети ее доконали.
— Не может быть! — воспротивилась Алина. — Как они могли ее доконать, если им были даны четкие указания ртов не раскрывать? У нас дети послушные, не надо почем зря их оговаривать.
— Я их не оговариваю, а говорю, как было. Два часа назад прибегает ко мне Розалия Аркадьевна, вся в слезах. Так, мол, и так, была одна-единственная внучка, не могла на нее нарадоваться. А теперь, как видно, после болезни не разговаривает, а только мычит, как корова. Но это еще не все. Руками машет, как мельница, и гримасничает, как обезьяна. Не иначе как в школе вирусный энцефалит подхватила. Почему в школе? Потому что приехала она на дачу не одна, а с другом, а он такой же, безнадежный. Молчит и руками машет. Едят хорошо, но что толку, если с головой не все в порядке. Я ее успокоила, как могла, валерьянкой отпоила и пошла посмотреть на бедных деток. Приходим мы с Розалией, а они, бесенята чертовы, в карты режутся и ни слова, только, если кто проиграл, колодой того по ушам трескают. Розалия как увидела этот поединок, замертво рухнула.
— Она признает только шахматы, — пояснила я Алине. — Считает, что дочь Олега не должна опускаться до вульгарных игр типа «дурака». Не знаю, что ее добило: то, что, по ее мнению, Аня потеряла здоровье, или то, что ее внучка играет в «дурака».
— Ага, ваша Аня так и сказала, когда бабка чуть дуба не врезала, — выпучив глаза от негодования, доложила Лидия Гавриловна. — А раньше рты раскрыть и пояснить, что к чему, они, оказывается, не могли.
— Ну, правильно, им было велено не шуметь, чтобы бабушку своим криком не травмировать, — опять вступилась за детей Алина.
— И при этом кривляться как обезьяны?
— Не как обезьяны кривляться, а разговаривать на языке глухонемых, — вмешался в разговор Санька.
— Что за дети? Они и сейчас пререкаются!
Аня, чувствуя за собой вину, стояла в сторонке молча. Я опять посмотрела на свекровь. Она лежала с открытыми глазами и со скорбной миной слушала наш разговор с Лидией Гавриловной.
— Погодите, — остановила я соседку. — Розалия Аркадьевна, вы в сознании?
— В сознании, — подала голос великовозрастная притворщица. — Я такой нервный стресс пережила, что не могу рукой пошевелить.