Если я исчезну
Шрифт:
– И кто за это заплатит?
Мне хочется заметить, что с учетом трактора, квадроциклов, бассейна и мини железной дороги здесь явно нет проблем с деньгами. Но я отчетливо понимаю, что, ведя подобные разговоры, хожу по тонкому льду. Мне нужно найти тебя. А потом уже можно звонить в службу защиты животных.
Она ставит ведро на место в маленьком амбаре, и мы возвращаемся к квадроциклу. Она стряхивает невидимую пыль с рук.
– Сегодня у нас лошади и уборка. Полагаю, ты хотела бы начать с лошадей?
Твоя мать заводит меня в сарай рядом с конюшней. Там темно и сыро, а
– Здесь такой беспорядок. – Она приподнимает брезент и с усмешкой заглядывает под него. – Ты тут все разложишь. У каждой лошади свое седло и своя уздечка, на всех стоит клеймо с кличкой. – Она показывает на выбитые витиеватым шрифтом тиснения. – Это моя дочь придумала. Правда, мило?
Я шумно вдыхаю.
– Ваша дочь? – По коже у меня бегают мурашки. – Где она?
Она резко отворачивается к двери, и на свету видно, как ее зрачки расширяются и уменьшаются. Она хмурится.
Но теперь я не могу отступить, не могу на этом закончить. Мне нужно разговорить ее. Мне нужно поговорить о тебе:
– Она работала с лошадьми?
– Я предпочитаю работать молча. – Она дает мне понять, что лучше бы молча работала я. Она выбирает седло. – Посадим тебя на Ангелину Вторую.
Интересно, что случилось с Ангелиной Первой. Она перехватывает седло удобнее и кивает на другое для меня.
– А как же Белль Стар?
– Никто не ездит на Белль Стар. – Это звучит очень драматично, по-киношному.
– Если на ней никто не ездит, зачем вы ее держите? – спрашиваю я, не подумав.
В ее глазах мелькает удивление, потом она улыбается.
– Ты задаешь много вопросов. – Пауза. – Мне это не нравится.
Мы ловим лошадей, расчесываем их и запрягаем. Я волнуюсь, но выполняю всю работу механически, потому что руки все помнят. Как работать металлической щеткой, избегая ног, морды и живота. Как проводить рукой по задней стороне ноги лошади и сжимать ее, чтобы она подняла копыто. Когда я собираюсь поднять заднее копыто Ангелины Второй, она сгибает ногу и внезапно брыкается. Я отскакиваю.
Твоя мать смеется:
– Я забыла сказать, что она грешит подобным.
– Есть что-нибудь еще, что мне стоило бы знать? – Я пытаюсь снова, на этот раз осторожнее, но она брыкается еще сильнее.
Твоя мать вновь смеется.
– Ее надо стегнуть. – Она передает мне хлыст.
Ангелина Вторая прекрасно подает копыто. Она умная.
Мы седлаем лошадей и объезжаем двор по границе участка. Тропу не расчищали, поэтому она усыпана упавшими ветками и пестрит ядовитым плющом. В какой-то момент мы проезжаем под поваленным деревом, крона которого висит прямо у нас над головами.
Твоя мать объясняет, что туристическая тропа только одна. По одному склону она тянется вверх до Орлиной скалы, а вниз спускается по другому до реки Кламат.
– Только не говори этого гостям! Им нравится думать, что они каждый день ездят новым маршрутом. Да и в любом случае они никогда не заметят, здесь все выглядит одинаковым.
– А как насчет тропы у дома Джеда?
Она щипает себя за нос.
– О чем ты?
– О том месте, где
– Там нет никакой тропы. – Она говорит так, словно от сказанных слов тропа действительно перестанет существовать. Внезапно я осознаю, что именно с той тропы и нужно начинать поиски.
Ангелина Вторая размеренно и спокойно шагает за лошадью твоей матери. Я сажусь чуть выше в седле.
– Вы сказали, Джед живет в доме вашего сына?
– Да. Мы построили его для его семьи.
– Почему же он в нем не живет?
Она хмурится.
– Это лучше спросить у него. А вот это, – произносит она, как будто поняв, что, только продолжая говорить, сможет заставить меня молчать, – шахта. Ты знаешь, чем славится эта местность?
Я не знала, что эта местность славится.
– Йети?
– И золотой лихорадкой. В 1851 году здесь нашли золото. Многие из городов той поры исчезли, но это место выжило.
Я бы с этим поспорила.
– Я слышала, оно называлось Отмель Убийств.
– Кто тебе такое сказал? Это ложь.
Я не говорю ей, что это ты мне сказала. Мы спускаемся в долину шахты. Земля превращается в ковер из клевера, а вокруг нас настоящий зеленый дворец.
– Как красиво.
Она кивает.
– Это наш коронный номер. Гостям всегда нужно рассказывать немного истории. Но не про Отмель Убийств. Обращай внимание на то, кому и что ты рассказываешь в этих краях. Истории заразны. Мысли в голове начинают распространяться как вирус. – Она замолкает, словно потеряв ход мысли, но потом продолжает: – Гости приезжают сюда и говорят: «Не хотим уезжать». Из года в год они повторяют: «Эдди, мы совсем не хотим уезжать! Нам здесь очень нравится!» Они не видят вложенного труда. Не видят, какой этот труд тяжелый. Но нам именно это и нужно: чтобы они приезжали, видели красоту. Нужно продать идею о семье, по-настоящему живущей в условиях дикой природы. Нам не нужно, чтобы они видели, как все устроено на самом деле.
– А как все на самом деле?
– На самом деле это труд. – Мы проезжаем мимо ряда синих цистерн. – Это наше водоснабжение. Шесть резервуаров. Вся вода, которой мы пользуемся, поступает отсюда. Она по отдельным трубам распределяется по участку. Одна идет к нашему дому, вторая – к гостевым домикам, в том числе и к твоему, а самые дальние идут к дому моего сына и к хозпостройкам на пастбищах. Летом нам приходится распределять подачу воды в душевые для гостей; если все будут купаться в одно время, вы это почувствуете. Я говорю гостям: «Две минуты, этого вполне достаточно. Мы на природе, вы все равно запачкаетесь».
Мы спускаемся с горы.
– Это стрельбище. – Она указывает на открытый участок земли, в дальнем конце которого беспорядочно стоят мишени. – У нас есть практически все виды ружей, всего четыреста двадцать семь штук. – Меня настораживает это число, и я сразу же начинаю сомневаться. Я испытываю подобные эмоции ко многим вещам, которые говорит твоя мать: она будто рисуется. – Некоторым образцам больше ста лет, но есть и другие, новые и современные, оснащенные лазером. Мы даем нашим гостям возможность попробовать все.