Если я исчезну
Шрифт:
– Может, подвинуть? – говорю я, думая про себя, что, если подвинуть еду поближе к пони и подальше от других лошадей, она может подойти.
Твоя мать презрительно фыркает: «Сама разберется». Она запрыгивает обратно в трактор, я спешу за ней. Белль Стар продолжает пригарцовывать, словно огороженная невидимым забором, вскидывает голову и потряхивает хвостом.
Мы останавливаемся еще у трех загонов и кормим всех живущих на ранчо лошадей. Всего их здесь двадцать одна: среди них есть как рабочие лошадки, так и те, кто предназначен для скачек. Мы объезжаем поля на тракторе, и пейзаж для меня начинает обретать форму. Ранчо разбили у подножия горы, на узком плато расположились домики – цепочка белых кубиков
– Наши попытки уничтожить ежевику остаются тщетными, – говорит твоя мать.
Я отмечаю, как она сидит в тракторе: вытянувшись вперед, такая напряженная, что мне хочется постоянно оглядываться назад, вздрагивая от каждого шороха. Интересно, чего она боится?
Когда мы спускаемся с пригорка в дальнем конце ранчо, из-за деревьев выскакивает пара лосей. Их появление не слишком удивляет нас. Твоя мать отпускает тормоз, и мы скатываемся вниз. У края обрыва мы проезжаем мимо пожарища, в котором еще дотлевают угли. Рядом стоит дом, современный, выкрашенный в темно-фиолетовый цвет. Он выделяется на фоне остальных, красных с белым, и выглядит странником, заблудившимся по пути в Сан-Франциско.
Твоя мать указывает на дом:
– Это дом Джеда. Он должен был жить там со своей семьей, поэтому мы и выделили ему такое большое жилье. Снаружи не видно, но внутри очень просторно. Мы построили этот дом для своего сына, отделали его, как он просил, – в паузах между словами слышно урчание мотора, – а теперь там живет Джед.
Закончив на этом разговор, она резко жмет на газ.
– А где ваш сын? – Я пытаюсь перекричать рев двигателя, но она не слышит меня или делает вид, что не слышит. Я вспоминаю, что конкретно ты рассказывала о своем брате. В эпизоде № 8: «Ему все доставалось с легкостью». В эпизоде № 13: «Мой брат – “хороший мальчик”». В эпизоде № 33: «Он окунулся в религию, а теперь захлебывается ею».
Она возвращается к сараю и глушит двигатель. Незамеченными подкрались сумерки и окрасили все в возвышенные, божественные цвета, что никак не вяжется с душной атмосферой вокруг. Твоя мать указывает на свой дом, который стоит поодаль, возвышаясь над всем ранчо:
– Летом мы ужинаем в саду, наблюдаем закаты. – Она снимает перчатки. – Я могу предложить вам сорок часов в неделю. Уборка, объездка лошадей, присмотр за животными.
– Где я буду жить?
– У нас есть домик для персонала, я покажу. Он совсем обычный, не такой, как тот, в котором остановился Джед. – Она ударяет себя перчатками по коленке. – Но мы еще посмотрим, вернется ли он вообще. – Она облокачивается на трактор. – Вам нужно будет самой готовить, кухня вон там. Не нужно рассчитывать, что мы будем все время есть вместе. Мы стараемся обходиться тем, что сами выращиваем. Но этого на всех не хватает, по крайней мере пока не созреет урожай. Вам придется самой о себе заботиться в нерабочее время.
– Ничего страшного.
– И не покупайте себе еду в Хеппи-Кэмпе или в других местах поблизости.
Как по команде, мой живот начинает бурчать от голода:
– Где же мне покупать продукты?
– Мы закупаемся в Ашленде.
– Это где?
– В Орегоне, – отвечает она, при этом ни один мускул не
– А разве это не далеко отсюда?
– Всего в трех часах езды. Раз в неделю мы выбираемся пополнять запасы. Эмметт как раз сейчас там, навещает друзей, вернется через пару дней. – Эмметт – это твой отец. – Я не собираюсь отдавать свои кровные здешним людям или правительству Калифорнии. Да и вам не нужно крутиться в Хеппи-Кэмпе. Не нужно разговаривать с местными.
– Почему?
– Вам нравится общаться с кучкой обманщиков?
– Нет.
– Здесь у нас есть все, что вам нужно.
Все, что есть у меня в машине, – это пачка острых читос. Еда мне нужна, и чем скорее, тем лучше, но я боюсь что-то сказать. Боюсь, что призрачный шанс получить работу, для которой я совершенно не гожусь, растает. Хотя, возможно, для этой работы не требуется ничего, кроме желания забраться в глушь, исчезнуть.
На квадроцикле мы возвращаемся к моей машине, я пересаживаюсь в нее и еду за твоей матерью к домику для персонала. Тот оказывается темной лачужкой, которая сикось-накось стоит на ярко-зеленой полянке из ядовитого плюща. Домик пропах крысиным пометом, я чувствую это, едва выйдя из машины.
– Мы, разумеется, вас не ждали. – Она открывает дверь-сетку, и та слетает с петель. – Мы тут не запираемся. Нет смысла. В этих краях, если кто-то захочет пробраться внутрь, замок его не остановит.
Мотор она не глушила. Сразу при входе в дом попадаешь в гостиную, в которой стоит старинная печка: «Не советую ей пользоваться, если только не хотите поджариться». Она щелкает выключателем, и ничего не происходит: «Попрошу Эмметта разобраться».
С заходом солнца у нее, похоже, закончились силы, и она с раздражением показывает мне разные комнаты и указывает на ту, где мне остановиться: «Вам стоит выбрать эту комнату. Ванная прямо за этой дверью».
Она показывает мне кухню и кладовку с одеялами: «Отопления нет».
Все вокруг покрыто толстым слоем пыли, на полу следы ботинок: «Прибраться сможете сами. Бесплатно, разумеется».
Между оконными рамами россыпью лежат трупики мух и красно-черных жуков, в каждом углу и даже на швабре – паутина. Пока мы ходим по дому, над головами не стихает шуршание, и я понимаю, что это скребутся мыши или крысы, но твоя мать не обращает на это внимания.
– Ну вот и все. – Она останавливается в дверях. – Что ж, увидимся завтра. Начинаем в семь утра.
Выходя, она спрыгивает на землю, потому что крыльцо отсутствует. Затем она уносится на квадроцикле, оставив после себя клубы пыли.
Замок сломан. В оконном стекле – трещина, явно от пули. Холодно. Хотя она и сказала мне, что отопления нет, я решаю повозиться с вентиляционной решеткой, пока не осознаю, что за ней ничего нет. Я достаю из шкафа одно из стеганых одеял и кладу его на плоский матрас одноместной кровати. Забираюсь в кровать, чтобы согреться, заворачиваюсь в одеяло. Мне нечего есть, и нет времени, чтобы съездить в Орегон. У меня до сих пор кружится голова от тряски на дороге. Даже если бы и можно было съездить в Хеппи-Кэмп, я бы все равно не смогла в таком состоянии (а я могу ездить куда хочу, напоминаю я себе, твоя мать не распоряжается мной).
Я очутилась здесь, как будто провалилась в зазеркалье. Назад дороги нет. Я потеряла работу и не заплатила за квартиру. Меня уже наверняка выселили. Я могла бы поехать к родителям, но они вытерпят меня не дольше недели-двух. И в любом случае это никогда не помогало решить проблему, а только снова и снова отправляло меня по кругу.
Живя в большом мире, я теряюсь. Из года в год я становлюсь все меньше, но внутри твоего голоса, внутри твоих историй я – героиня, я решаю проблемы и повсеместно спасаю женщин. Спасаю себя. Я – дома. Ты и есть мой дом.