Если завтра случится

Джолос Анна

— А ты?

— У меня встреча. Но я заберу вас, — погладив ладонью по волосам, отклоняется. — Ступай к себе.

— До свидания, — прощаюсь я довольно вежливо.

— До встречи, Анастасия, — многообещающе отвечает мужчина, провожая меня глазами.

Выхожу из кабинета, но намеренно останавливаюсь по ту сторону двери, прикладывая ухо к деревянной поверхности. Подслушивать нехорошо, но мне очень надо.

— Что думаешь, Евгеньич? — произносит отец спустя некоторое время.

— Врёт однозначно, — выносит тот

свой вердикт.

Прикрываю глаза. Проглатываю тугой, шершавый ком, вставший в горле.

— Твоя Анастасия зачем-то выгораживает Климова-младшего.

— В розыск подали?

Чувствую, как болезненно сжимается моё сердце.

— Официально нет.

— А чего вы ждёте? — злится папа.

— Экспертизу ждём. Сегодня вечером будут готовы результаты.

— Сейчас в розыск подавай.

— Город перекрыли вчера. Вокзалы, трассы.

— Ты наивно полагаешь, что он ещё тут?

— Вряд ли.

— Соседи этой твари что говорят?

— Старуха с шавкой видела Климова-младшего у подъезда позавчера рано утром. Сказала, что еле на ногах стоял. Морда была разукрашена.

— Позавчера, — цедит папа раздражённо. — Вы его упустили, мать вашу!

В конце коридора показывается наша помощница, Галя, и я вынужденно отлипаю от двери.

— Анастасия Эдуардовна, обед подавать?

— Спросите у отца, — отмахиваюсь и, ускорив шаг, прохожу мимо неё.

«Старуха с шавкой видела Климова-младшего у подъезда позавчера. Сказала, что еле на ногах стоял. Морда была разукрашена».

Оказавшись в своей девичьей обители, забираюсь с ногами на постель и обнимаю свою любимую игрушку, огромную плюшевую собаку.

Делаю медленный вдох и выдох.

Пытаюсь угомонить бурю внутри себя.

Даня-Даня, как же я надеюсь на то, что ты уже очень далеко…

Глава 23

— Расскажите о том, что с вами случилось, — врач присаживается в кресло напротив.

— Настюш, — мама кивает, как бы сообщая о том, что этому доктору можно довериться.

Видит Бог, на этот визит я решилась не сразу, да и то лишь из-за того, что до ужаса боюсь повторения приступа.

— Не знаю, что это было, — опускаю взгляд вниз и начинаю перебирать тонкую ткань сарафана пальцами. — Я разнервничалась. Распереживалась, пока сидела в темноте.

— Страдаете от никтофобии? — врач делает пометки в своём блокноте.

— Да.

— Ясно, продолжайте.

Тяну носом загустевший кислород. Затем медленно выдыхаю.

— В какой-то момент я перестала слышать слова человека, стоящего напротив. В ушах внезапно зашумело. Я почувствовала, как напрягаются мышцы. И… И всё. Дальше ничего толком не помню. Вроде я упала. Лежала на полу, содрогаясь в конвульсиях.

— Бедная моя девочка, — мама

прикладывает платок к щеке. Снова плачет. Плачет она уже на протяжении трёх недель. С тех самых пор, как увидела меня на пороге своей палаты.

— Я очнулась на полу, — нехотя воскрешаю в памяти тот нелицеприятный эпизод. — Тело было словно ватное. Мозг ничего толком не соображал. Я не могла понять, почему лежу.

— А помните ли вы, что помимо темноты спровоцировало приступ?

— Нет.

— Миш, её похитили, она сидела в бомбоубежище! Считаешь этого недостаточно? — вмешивается в наш разговор мама.

— Что-то подобное когда-нибудь случалось?

— Нет, — отвечаем с ней в один голос.

— Хорошо. Когда произошел приступ?

— Три недели назад.

— Он не повторялся?

— Нет.

— Были ли осложнения во время родов? — обращается к матери.

— Как сказать… Меня кесарили. Таковы были показания.

— Анастасия Эдуардовна, не могли бы вы рассказать подробнее о том, что происходило после приступа? Это крайне важно.

— После приступа я… долго спала. По пробуждении ощущала рассеянность и сильную слабость, мне казалось, что болела абсолютно каждая мышца.

— Я вас понял, — кивает, вновь записав пару строк в блокнот. — Беспокоят ли головные боли? Если да, то насколько часто?

— Не могу сказать, что часто. Доктор, скажите, у меня эпилепсия, да? Почему заболевание проявилось только сейчас, а не в детском возрасте? Когда ожидать следующий приступ? Он начнётся вот также внезапно? Я читала, что…

— Анастасия Эдуардовна, — перебивает он меня вежливо. — Давайте не будем самостоятельно ставить диагноз. Один судорожный приступ нельзя считать эпилепсией.

— А что же это такое? — поднимаю на него глаза.

— Не волнуйтесь. Мы проведём необходимое комплексное обследование. Посмотрим анализы, сделаем генетический тест, электроэнцефалографию, МРТ.

— Электро что? — переспрашиваю растерянно.

— Электроэнцефалография — это запись электрической активности головного мозга. Для проведения данной процедуры на коже головы закрепляются специальные электроды. Они передают нам сигнал в виде волн, отображающихся на специальной бумажной ленте или компьютере.

— Понятно.

— Нам нужно провести полный ЭЭГ-мониторинг — сравнить активность мозга в разное время суток, в состояниях покоя, возбуждения, сна, — объясняет он терпеливо.

— Ладно. А МРТ?

— МРТ сделаем сегодня. Процедура позволит оценить состояние тканей головного мозга. Она выявит повреждения, если таковые имеются, и поможет нам определить причину заболевания. По международным стандартам, МРТ — обязательная процедура для первичной диагностики эпилепсии.

— Ясно.

— Но начнём с неврологического осмотра. Проверим мышечный тонус, чувствительность, координацию и рефлексы. Вы не против?