Есть на Волге утес
Шрифт:
Богдан к тому времени дослужился до комнатного стольника, давал царю мудрые советы, что Никону было не по душе. В то время патриарх с плеча не рубил— убирал опасных ему людей хитро. Стал он нахваливать боярина, говорить о его ратной мудрости, убедил царя послать Хитрово воеводой в захолустный мордовский город Темников. За год Богдан Матвеевич темниковскую крепость привел в наилучший вид. Никон посоветовал государю перевести воеводу в Керенск, где крепость совсем обветшала. Хитрово укрепил и Керенск. Царь пожаловал любимому воеводе 500 дворов под городом Царево-Санчурском и послал его обносить валом город Симбирск. И здесь Хитрово отличился тоже. Тогда царь вопреки советам
Три года боролся Никон со смутой и разбоями, сумел убедить царя, что на земле Московской воцарится покой, но его крутые меры мало помогали делу, скорее, еще более ожесточили народ.
Беглые люди, страшась кары, умирали в лесных ватагах, но в свои деревни и села не возвращались.
Пустели вотчины, горели именья, всюду лилась кровь.
В 1655 году Никон убедил царя издать указ, по которому объявлялось прощение всем беглым, если они принесут покаяние и возвратятся восвояси. Эта мера не помогла. Люди по-прежнему бежали от голода, налогов и поборов. Грабежи, поджоги, убийства господ увеличились. Никону казалось — вся страна превратилась в сплошной разбойничий лагерь.
Снова пришлось вернуться к устрашению. Было набрано несколько тысяч сыщиков из дворян, их рассылали во все концы державы. Ловили, судили, казнили беглых крестьян и посадских людей, а заодно и обирали мирных жителей. Убегали в лес из своих полков ратные люди. Вера во всемогущество Никона пошатнулась. После раскола православной церкви усомнился в его святости и сам царь. Боярин Богдан Хитрово решил нанести Никону первый удар.
В 1658 году в Москву приехал грузинский царевич Теймураз. Связи с Грузией в ту пору для царя были очень важны, и гостю уготовили пышную встречу. Привечать Теймураза поручили Богдану. Никона на торжество боярин не пригласил, а это было неслыханным оскврблением патриарха. Никон послал во дворец своего дьякона, чтобы узнать, почему его обошли приглашением.
Хитрово дьякона во дворец не пустил, а когда тот хотел войти силой, ударил его палкой. Дьякон с окровавленной головой прибежал к патриарху. Никон тотчас же написал царю письмо с требованием наказать
боярина. Царь ответил: «С боярина Богдана сыщу, ког* да будет время», — но Никона во дворец не позвал. Уязвленный до крайности, патриарх уехал в свой Воскресенский монастырь на Истре. Стало известно, что он решил торжественно отречься от верховной кафедры, на
– деясь напугать царя
Бояре только этого и ждали. Они сразу стали искать замену Никону. Было названо три имени: Питирим,
троицкий архимандрит Иосиф и ростовский митрополит Иона.
Борьба Никона за власть длилась более пяти лет. Стоило только появиться на патриаршем престоле новому человеку, Никон приезжал, изгонял его и снова уезжал на Истру. Он знал: бояре без Вселенского Собора патриарха сменить не могут.
ЧИТАЮЩИМ
«77о рассказам весьма серьезных людей я знаю, что Разин тайно, переодевшись, чтобы не быть узнанным, приходил в Москву и рассылал оттуда своих людей, чтобы они узнавали, каковы настроения русских и подстрекали их к мятежу под предлогом борьбы за прежнюю свободу против боярского засилья».
Иоганн Марций. *Диспутация*.
Над рекой поднялось утро. Вышло из-за леса солнце, осветило золотые маковки церквей. Илья встал на корму лодки, крикнул:
— Аленка! Смотри — Москва!
Впереди, на холмах, раскинулся огромный город, окутанный прозрачной дымкой. Аленка прыгнула на берег, за ней Савва, а потом и Илья. Взбежали на кручу, увидели впереди скопище лодок, пузатых барж и плотов. Река пестрела разноцветными парусами.
— Вот тут мы и причалим, — сказал Илья. — Ладью продавать не будем — пригодится.
— А не уволокут? — усомнился Савва.
— Есть кому приглядеть.
— 'Выходит, ты в Москве не впервой?
— Город знаю. Посему от меня нн на шаг. А инако заплутаетесь — ищи вас тогда.
Свернув парус, Илья засунул его под кормовую скамейку и куда-то ушел. Возвратился с бородатым, закопченным мужиком, указал на лодку. Тот молча кивнул головой.
— Он банный журавелыцик, — сказал Илья Савве,— живет при банях, каменки топит, воду подает. Человек старой веры, как и ты, Савва.
— А ты разве антихристовой.
— У меня своя вера — казацкая.– Ну, да не в тол! суть. Говорил я с банщиком о Никоне. Его долго в Москве не было, а ныне он объявился.
— Где его, сатану, найти?
— В патриарши палаты нас, вестимо, не пустят. Надо итти в собор. На заутреню, я думаю, успеем. Пошли с ботом.
По дороге Илья заливался соловьем залетным, рассказывал про Москву все, что знал. Попутчики, разинув рты, слушали.
— В блаженную пору царя Бориса сей кремль опоясали двумя стенами: одна широкая, белокаменная, та, что вокруг храмов. Другая, что ближе к нам, — красной кирпичной кладки. Она пригородила ко кремлю городское поселение. Вокруг нее—Скородом: лачуги, лавки, мастерские. Люд тут живет трудовой, и-улицы зовутся– . Котельничья, Оружейничья, Кожевничья, Серебряничья. А та'м, далее, — гончары, сыромятники, хамовники.
— А пошто Скородом зовется? — спросил Савва.
— Все пожары здесь починаются. Дома быстро го* рят, еще скорее строятся. Оттого и Скородом.
Они вышли на высокий вал, по которому шла деревянная стена. Вал опоясан широким рвом, через него перекинуто множество мостов, мосточков, мостиков. Через один из мостов Илья вывел Аленку и Са!вву в Стрелецкую слободу. Указал на одну из лачуг.
— В случае чего ищите меня здесь.
Все улицы, по которым они шли, начинались и кончались воротами из сосновых бревен, с дубовыми рещетками. Всюду стояли сторожа.
—• Мужиков так и зовут — решетники, — говорил Илья. — Запирают ворота на ночь и во время пожаров.
— При пожаре-то зачем? — удивилась Аленка.
— А от людишек вороватых. Чтоб погорельцев не грабили. Ну и от ордынских набегов тож все решетки падают на запор. Опять же при бунтах удобно. Укажут все ворота закрыть — не много набегаешь.
Сторож у решетки сидел на скамейке, держал меж колен бердыш. Аленку и Савву он пропустил беспрепятственно, перед Ильей навесил бердыш, спросил: