Есть такие
Шрифт:
– Счастливо! Звони, я буду ждать.
– Хорошо.
И хоть погода была не ласковой, и обутки свои они обе насквозь промочили, и хоть освещения уличного не было достойного, и сама история человеческих отношений не выдерживала никакой критики, и хоть очевидный результат сегодняшних похождений пока был не обозначен -- Шурочка, поднимаясь на свой этаж, думала:
– Однако, поворот в голове Надежды всё-таки произошёл. И в квартиру та не заходила, как планировала. А стремительность движений на обратном пути! И руки не сжимали судорожно заплаканный платочек, как до этого, а свободно размахивали по сторонам, и плечи у неё как-то распрямились даже, подбородок вверх поднялся. И жёсткий
МОЛЧАНИЕ.
Ася сидела и смеялась перед телевизором -- Геннадий Малахов впихивал очередную свою рекламную версию здорового образа жизни "Я каждый вечер втираю в колени гель "Лошадиная сила". Одна! Сидела и хохотала! А ведь этот Г. Малахов когда-то завоевал внимание своими нетрадиционными методами лечения добрую половину жителей страны. Лет десять многие её родные, соседи, коллеги читали его томики, выходившие огромными тиражами, и пытались чистить свои печень, желчный, кишки, сосуды, кровь, даже мозги. Увы! Все они поумирали один за другим. Да, в их большой родне из старшего поколения остался самый молодой, дядя Лёня, ему уже через месяц девяносто лет будет.
– Господи, а ведь и наше поколение уже все на пенсии! Самой младшей из нас уже пятьдесят пять!
– Удивилась она своему открытию.
– Половина детей наших уже на пенсии! Внуков, правнуков у всех народилось, я даже всех-то и по именам не знаю! Ужас! И зачем живём? Правда сказал когда-то Омар Хайям:
"В колыбели младенец...
Покойник в гробу...
Вот и всё, что известно
про нашу судьбу!"
Забравшись в постель под пуховое одеяло, долго не могла уснуть, вспоминая свои молодые годы, самые лучшие из которых пришлись на времена Хрущёвской оттепели и Брежневского застоя, как сейчас говорили. Родственники тогда жили дружно, безработицы в стране не было, политики не насиловали всех своими реформами, ещё при Хрущёве каждую семью обеспечили бесплатным жильём, цены были стабильными. Конечно, поколение родителей пережило пятилетнюю войну, никто не остался без ранений. Сколько историй она слышала на эту тему! Одни рассказывали с прибаутками, другие со вздохами, кто-то с болью в голосе, кто-то просто отмалчивался, не желая бередить душу. И умирали каждый по-своему, мужчины в основном безропотно -- изработавшиеся, уставшие от жизни, как правило, едва дожив до пенсии, женщины -- много позднее своих мужей, с неохотой, с непониманием подходящего конца.
– А ведь и нам предстоит то же самое, - вздохнула она.
– Надо завтра к Тоне зайти, узнать, как она справляется с дядей Лёней. Вот ведь тоже задумал жизнь себе продлить! Увлёкся настоями из корней подсолнечника, чистотела, лопухов.
Лежала вспоминала Тонины бедственные заботы, как её отец сам этих подсолнухов насадил с торца детского корта, всё лето их огораживал, поливал, стерёг от ребятни. Как целый день осенью выкапывал в поле корни лопуха, три сразу, которые на метр уходили, оказывается, в скальный грунт, целый день орудовал киркой, лопату сломал, вилы изуродовал, пока выкопал. И вот, потеряв всякую меру, стал пить эти настои, которые сам готовил, и -- разбередил, разбалансировал свой организм до такой степени, что резко похудел на двадцать килограммов, потерял все силы, и жизнь уходила из него на глазах вместе с теми гадостями и болячками, что скопились в его теле за девяносто лет. Слёг.
– А ведь он пережил всех своих сородичей лет на сорок, если брать только мужчин! То есть на целую жизнь!
Проснулась поздновато. Завтракать не стала, знала, что Тоня всегда её накормит, та всё ещё увлекалась выпечкой. Вошла в открытые двери квартиры:
– Привет. Проветриваешь?
– Да. Запах не из приятных. Всегда так после ночи, несмотря на открытые форточки. Сама задыхаюсь. Раздевайся.
– Не спит?
– Нет.
– Как он?
– Да как всегда. Вроде бодренький и в здравой памяти, только течёт из него, как из помойного ведра. Поможешь мне постель у него сменить?
– Конечно, я для этого и пришла. Пойду развеселю его.
– Прошла в спальню.
– Привет, дядя Лёня! Как дела?
– Хреново!
Она смотрела на него, некогда цветущего высокого широкоплечего, и подумала, что ведь нет ни одного седого волоса у этого жгучего брюнета до сих пор.
– Что так? Почему "хреново"?
– А как ещё назвать моё неконтролируемое состояние! Никакие лекарства не помогают.
– Спалось-то нормально?
– Нормально, - вздохнул он.
– Сколько там на улице?
– Минус двадцать два градуса с утра, но ветра нет и небо ясное, днём солнце должно выглянуть. Первое февраля сегодня.
Тоня вошла с подносом -- три чашки кипятка, кофе, чайная заварка, пирожки.
– С чем пирожки, дочка?
– Твои любимые, с печенью.
– Может я поем хорошо, так поправлюсь ещё? А, девчонки? Совсем мне не хочется умирать... И зачем я с этими настоями Малаховскими связался? Жил бы да жил себе спокойно... Подумать только, сколько гнили из меня вышло! Замучались со мной?
– Да ладно, пап, что уж сейчас об этом говорить-то. Просто меру надо было соблюдать.
– Дядь Лёня, давно хочу спросить, а почему ты никогда телевизор не смотришь?
– Да, лет двадцать уже не смотрю. А что там смотреть-то? Там по всем ста каналам с утра до вечера показывают одни смерти. В советское время и фильмы были жизненные, и детские передачи простые поучительные, и в новостях всегда что-то позитивное звучало, а сейчас нагнетают уши и мозги одними войнами, сериалы только про убийства, новости только про теракты, грабежи и коррупцию, ещё вот придумали вместо праздников устраивать эти похоронные процессии с портретами погибших -- так и зомбируют народ, внушая всем скорую смерть. И без того у людей никакой радости, кроме копеечной зарплаты, так надо их окончательно с ума свести.
– А откуда ты всё это знаешь, если телевизор не смотришь?
– Так соседи все подробности смакуют на все лады, как будто им конфетку в рот положили. Не с закрытыми же ушами мне ходить!
После лёгкого завтрака сменили ему постель, застирали, бросили в стиральную машинку, и присели рядышком с больным поболтать.
– Дядя Лёня, расскажи что-нибудь, - просила Ася, желая как-то отвлечь его от болезни.
– Что?
– Ты помнишь детство?
– Конечно, помню, - улыбнулся он.
– Всё помню.
– Помолчав немного, начал свой рассказ.
– Нас было трое сыновей-погодков. Мама была строгая. А папа у меня был добрейшей души человек.
– Родители где работали?
– Мама дома хозяйничала, скотины полный двор держала. А папа был священником.
– Священником!
– Удивилась Ася, так как Тоня никогда об этом не упоминала.
– Да. Приход у него небольшой был, хотя в то время религия была под запретом, но наша церквушка на окраине города действовала.
– Вы же на Украине жили?
– Да, на западной Украине.
– А когда война началась, сколько тебе было?
– Четырнадцать.
– А как ты на Урале очутился?