Эстетика однополой любви в древней Греции
Шрифт:
(№ 1549). «Всех же остальных людей, как в душах, так и в телах ведут и направляют демоны, поскольку люди любят и принимают их энергии; и существует <демоническая> любовь, не имеющая смысла, которая ошибочна и приводит к ошибкам». (Герметический свод: XVI. Определения Асклепия 16 [Гермес 2001, с.171-172]).
(№ 1550). «(14b) И нет здесь различия людей между собой, [и нет здесь противостояния], напротив, у всех одна и та же мысль, [и единое у всех предвосхищение], и единый у них ум [отец], и единое ощущение [действующее через них]; ибо любовный напиток для них – та же самая любовь, созидающая единую гармонию всех их». (Герметический свод: XVIII. Восхваление царей 14b [Гермес 2001, с.183]).
(№ 1551). «(14) В самом деле, взяв достаточное количество духа из своего собственного и смешав его с мыслящим огнем, он [ демиург] слил его с какими-то иными, непознаваемыми материями; и, объединив их [каждое с каждым] с некими тайными возгласами, он тем самым разбавил всю смесь в достаточной мере, пока не зажурчала в этой смеси некая материя, более тонкая, чистая и прозрачная, нежели то, из чего она образовалась … (15) … назвал бог [этот состав] душевностью. И именно из пены, поднимающейся над ней, он произвел на свет достаточное число мириад душ, преобразуя по своей воле в том направлении, в котором он желает, цветение этой смеси – упорядоченно, соразмерно, с опытом и подобающим смыслом, так что никакой <…> (16) Этим душам было необходимо отличаться друг от друга, коль скоро цветение, выступившее на поверхности смеси, не было подобно самому себе…» (Зеница космоса. Фр.23, 14-16 [Гермес 2001, с.333-334]).
(№ 1552). «[ Астрологический раздел. Соответствие частей Земли и неба] … те, кто живет … населяя страну, которая соответствует нынешним Италии и Элладе, имеют прекрасные бедра и ягодицы, так что вследствие превосходства этих частей тела по своей красоте здешние люди предпочитают любовное общение между мужчинами». (Зеница космоса. Фр.24, 12 [Гермес 2001, с.364]).
Плутарх
«Застольные беседы»
(№ 1553). «Свожу вместе также имеющих склонность к вину и к любовным связям, и не только тех, кто, по выражению Софокла, «уязвлен любовью к мальчикам», [ фр.757] но и тех, кого уязвляют женщины и девушки: одинаково воспламененные, они, как раскаленные бруски железа, легче приходят к единению, если, конечно, не окажется, что предмет влюбленности у них один и тот же» (Плутарх. Застольные беседы I 2, 6, пер. Я.М.Боровского [Плутарх 1990, с.13])
(№ 1554). «Плутарх. Застольные беседы. Вопрос I 5 «Какой смысл имеют слова «Эрот поэтом делает»?»
(1) Вопрос о том, какой смысл имеют слова
Эрот поэтом делает
И человека, раньше Музам чуждого», [ Еврипид, фр.663] –
возник среди собравшихся у Сосия после исполнения нескольких сапфических песен Филоксена, который говорит, что Киклоп «благозвучными музами лечит любовный недуг».
Один из гостей сказал, что Эрот способен сообщить человеку отвагу и решимость во всяком деле, недаром Платон назвал его «прямоидущим» и «предприимчивым»; ведь он и молчаливого делает речистым, и застенчивого обходительным, а беспечного и легкомысленного старательным и трудолюбивым; но самое удивительное – это, что человек бережливый до мелочности, влюбившись, размягчается, как железо в огне, и становится нежным, уступчивым и ласковым; так что оказывается не столь уж смешной известная поговорка: кошелек влюбленного завязан побегом порея.
Другой добавил, что влюбленность подобна опьянению: она разгорячает, веселит и радует, а это сообщает людям склонность к пению и стихотворству; говорят, что сам Эсхил писал трагедии, подогревая себя вином. Да и наш дед Ламприй остроумнее и находчивее всего бывал за вином; он говорил, что теплота вина действует на него как благовонное воскурение. И вот, испытывая великую радость от созерцания своих возлюбленных, они не меньше того радуются, принося им хвалу: красноречивый вообще, Эрот красноречивее всего в хвалебных речах; влюбленные, будучи сами убеждены в том, что предмет их любви прекрасен и добр, хотят убедить в этом и всех: это желание побудило и лидийца Кандавла привести в свою спальню Гига, чтобы показать ему свою жену. Все они ищут подкрепления своей оценки свидетельством других: вот почему они пишут хвалы своим прекрасным, украшая их напевами и стихами, как изваяние золотом, чтобы они привлекали более многочисленных слушателей и сохранялись в памяти. Ведь если кто дарит возлюбленному коня, или петуха, или что бы то ни было, то хочет, чтобы приносимое в дар было чем-то красивым и изысканным, особенно же это относится к хвалебному слову, которое должно быть красивым и возвышенным, а таково именно поэтическое слово.
(2) Сосий же, одобрив высказавшихся, выразил мнение, что в рассматриваемом вопросе не менее уместно было бы исходить из рассуждений Феофраста о музыке. «Я недавно прочитал его книгу, - сказал Сосий. – Он говорит, что у музыки три начала – горе, радость, божественное вдохновение: каждое из этих переживаний уводит человека от обыденности и сообщает голосу особый уклон. Горестные чувства выражаются плачевностью голоса, переходящего в пение; поэтому и наблюдается, что ораторы в заключениях речей и актёры в жалобах постепенно видоизменяют голос в направлении напевности. А сильное радостное возбуждение вызывает у людей более непосредственного душевного склада ритмические телодвижения; если они не умеют танцевать, то прыгают и рукоплещут, наподобие того, как говорится у Пиндара:
…и безумные «алала!» с запрокинутыми головами… [ Пиндар, фр.208]
Если же это люди воспитанные в большей сдержанности, то они только голосу позволяют обратиться к пению и в их речи возникает стихотворный ритм и музыкальная мелодия. Но особенно далеко уходит от обыденного состояния и тело и голос под воздействием божественного вдохновения. Поэтому и вакхическое ликование облекается в ритмы, и внушаемые божеством вещания звучат в стихах, и даже бред одержимых безумием редко бывает лишен песенной размеренности. Приняв все это во внимание, попытаемся раскрыть любовь и явить дневному свету ее подлинное содержание: мы увидим, что нет другой страсти, которая порождала бы и более горькие страдания, и более бурную радость, и более властительное исступление, и отчуждение от разума. Подобно городу, о котором говорит Софокл, в душе человека, охваченного Эротом,
слились в одно молитвы и стенания. [ Софокл. Царь Эдип, ст.4]
Неудивительно, что Эрот, в котором объединены и сосредоточены все начала музыки – горе, радость и боговдохновение, не только богат речами, но и к созданию песнопений и стихов имеет склонность и силу, как ни одна другая страсть» (I 5, пер. Я.М.Боровского [Плутарх 1990, с.17-18])
(№ 1555). «Любезностью будет заговорить с охотником о собаках, с болельщиком о гимнастических состязаниях, с влюбленным о красавцах» (Плутарх. Застольные беседы II 1, 3, пер. Я.М.Боровского [Плутарх 1990, с.28])
(№ 1556). «Любовь весьма многообразна как во многих других отношениях, так и в том, что затрагивающие ее шутки одних тяготят и вызывают у них негодование, а другим приятны. Тут надо сообразоваться и с обстоятельствами момента. Подобно тому как дуновение может погасить возникающий огонь вследствие его слабости, а когда он разгорится, придает ему питание и силу, так и любовь, пока она еще тайно возрастает, возмущается и негодует против раскрытия, а разгоревшись ярким пламенем, находит в подшучиваньях пищу и отвечает на него улыбкой. Особенно же приятны любящим шутки, касающиеся их любви, - но и только такие – в присутствии самого предмета любви. Если же предметом их любви являются их собственные жены, или же это благородная любовь к прекраснолюбивым юношам, то глубоко воодушевляются и гордятся перед ними, слыша такие насмешки.
Поэтому Аркесилай, когда в школе кто-то из преданных Эроту предложил для обсуждения такую тему: «Полагаю, что ни одна вещь не касается чего бы то ни было», - спросил его, указывая на одного из сидевших тут прекрасных молодых людей: «Неужели и он тебя нисколько не касается?» (Плутарх. Застольные беседы II 1, 10, пер. Я.М.Боровского [Плутарх 1990, с.31-32])
(№ 1557). «Ведь в соответствии с тем, что человек видит, он испытывает и наслаждения и огорчения; так, зрение полагает начало и эротических переживаний, сильнее и глубже всего волнующих душу: когда влюбленный взирает на красоту предмета его любви, он как бы тает, изливаясь в своем чувстве, обращенном к ней. Было бы, полагаю я, удивительно, если бы кто, допуская, что человек может через посредство зрения подвергаться внешнему воздействию и претерпевать вред, отрицал бы возможность таким же путем воздействовать и вредить. Встречающиеся друг с другом взоры любящих своим то ли светом, то ли истечением заставляют их таять и замирать, вызывая у них смешанное с болью наслаждение, которое они сами называют «сладкогорьким»: ни осязание, ни слух не могут так ранить, как эти сливающиеся взоры. Такова эта взаимная передача через зрение, что надо считать вовсе далеким от любовных переживаний тех, кто удивляется, что мидийская нефть воспринимает пламя от находящегося на расстоянии огня. Ведь взоры любимого, хотя бы и направляемые издали, зажигают огонь в душе влюбленного» (Плутарх. Застольные беседы V 7, 2, пер. Я.М.Боровского [Плутарх 1990, с.91])