Эстетика однополой любви в древней Греции
Шрифт:
(19) Вот все те замечательные люди, которые находились на этом острове. Самым большим почетом у них пользовался Ахиллес, а после него Тезей. Что же касается любовных наслаждений, то женщины и мужчины предаются им здесь совсем открыто на виду у всех и не находят в этом ничего предосудительного. Сократ только клялся в том, что его отношение к юношам носит непорочный характер, все же однако знали, что он клянется ложно. Гиакинф и Нарцисс, по крайней мере, иногда сознавались в этом, он же продолжал отрекаться. Женщины у них все общие, и никто не ревнует; в этом отношении они в полном смысле слова последователи Платона. Что же касается юношей, то они предоставляют себя каждому желающему без всякого сопротивления» (Лукиан. Правдивая история II 17, 19, пер. К.В.Тревер [Лукиан 2001, т.2, с.117-118])
Корабль, или Пожелания
(№ 1662). «(2) Самипп. Знаешь, Ликин, где Адимант нас покинул: думаю, когда вышел из нижней части судна тот пригожий отрок в чистой, тонкой одежде, с повязанными назад кудрями, ниспадавшими по обе стороны лба. Если я хоть немного знаю Адиманта, то, думается мне, при виде такого изящного зрелища он пожелал долго здравствовать египетскому строителю корабля, водившему нас по судну, и, по обычаю своему, стал плакать: быстр он на слезы в любовных делах.
Ликин. Однако, Самипп, мне показалось, что этот отрок не слишком красив, чтобы поразить даже Адиманта, за которым в Афинах ходят следом столько красавчиков, причем все – свободные, речистые, пахнущие палестрой, - вот ради таких прослезиться не стыдно. А этот юноша вдобавок чернокож, губаст и чересчур узок в бедрах и слова произносит как-то неясно, без перерывов и торопясь. …» (Лукиан. Корабль, или Пожелания 2, пер. Н.Н.Залесского [Лукиан 2001, т.2, с.128-129])
(№ 1663). «(11) … Адимант. Никакого затруднения нет, Ликин, но одна пустяковая мысль в пути закралась и сделала совершенно неспособным слышать вас, так как всем разумом сосредоточился я на своей мысли. …
Ликин. Неужели нечто любовное? Так ты скажешь это не каким-нибудь непосвященным, но тем, кто сам посвящен под «сияющим факелом».
(12) Адимант. Ничего подобного, чудак, а вообразил я себя владеющим великим богатством – счастье, которое древние называют пустым. Так вот, вообразите себе меня в самом расцвете изобилия и роскоши…» (Лукиан. Корабль, или Пожелания 11-12, пер. Н.Н.Залесского [Лукиан 2001, т.2, с.131])
(№ 1664). «(18). Адимант. … Так вот: пусть станет моим судно и все находящееся на нем, как то: груз, купцы, женщины и корабельщики.
Самипп. Ты забыл о чем-то другом, самом приятном из того, что для тебя лично имеется на корабле.
Адимант. Об отроке говоришь ты, Самипп, о том причесанном, так пусть будет и он моим. …
(19) Тимолай. …Или ты полагаешь, что дельфины спасли какого-то там игрока на лире в награду за его пение и мертвое тело какого-то отрока было доставлено на дельфине к Коринфу, а у вновь приобретенного раба Адиманта не найдется влюбленного дельфина?» (Лукиан. Корабль, или Пожелания 18-19, пер. Н.Н.Залесского [Лукиан 2001, т.2, с.133])
(№ 1665). (27) Ликин – Адиманту. … Что ты не согласишься даже за удвоенное состояние богача Фаномаха терпеть то же, что он, и подобно ему обратиться в женщину, это я отлично знаю, даже если ты и не признаешься в этом» (Лукиан. Корабль, или Пожелания 27, пер. Н.Н.Залесского [Лукиан 2001, т.2, с.135])
(№ 1666). « Тимолай. (42) Я хочу просить у Гермеса, чтобы он даровал мне перстни, обладающие волшебной силой…
(43) Но самым замечательным пусть будет другой, который даст мне наивысшее наслаждение – возбуждать к себе любовь, заставлять бегать за собой юношей пригожих, женщин и целые толпы народа: пусть не будет ни одного невлюбленного, который бы не вожделел меня, не имел бы на устах моего имени. Многие женщины даже вешаться пусть будут от любви, также отроки в любовном безумии будут считать блаженством, если взгляну я на кого из них, а если посмотрю презрительно, пусть они гибнут от горя. Словом, хочу быть выше Гиакинфа, Гила или Фаона-хиосца.
(44) … С любимчиками пусть буду общаться без препятствий, так как входить буду незримо, наслав сон на всех, кроме их одних» (Лукиан. Корабль, или Пожелания 42-44, пер. Н.Н.Залесского [Лукиан 2001, т.2, с.139-140])
Тимон, или Мизантроп
(№ 1667). «(22) Плутос – Гермесу. …Затем снимают печать, разрезают тесьму, вскрывают завещание и объявляют моего нового господина, то есть какого-нибудь родственника или льстеца, или развратного раба, ценившегося в юности, как только он начинал брить себе щеки, за разнообразные наслаждения, которые он, будучи уже в летах, доставлял старому развратнику. Вот этот-то милейший человек, кто бы он раньше ни был, получив крупное вознаграждение, захватив меня [ богатство] вместе с завещанием, убегает прочь. Затем вместо прежнего имени – Пиррия, Дромона или Тибия – он начинает себя величать Мегаклом или Мегабизом, или Протархом» (Лукиан. Тимон, или Мизантроп 22, пер. Б.В.Казанского [Лукиан 2001, т.2, с.147-148])
Пир, или Лапифы
(№ 1668). «Между тем я заметил, что приставленный к Клеодему мальчик, красавец-виночерпий, улыбается украдкой, - я считаю нужным упомянуть обо всех этих подробностях угощения, в особенности если они имели целью сделать пир еще более изящным; тут же я стал внимательно приглядываться, чему же мальчик улыбается. И вот, немного погодя, мальчик подошел взять у Клеодема чашу, тот же при этом и пальчик ему пожал и две, по-моему, драхмы ему вместе с чашей вручил. Мальчик же на пожатие пальца снова ответил улыбкой, но не заметил, по-видимому, денег, так что не подхваченные им две драхмы наделали шуму, покатившись на пол, и оба они весьма заметно покраснели. …мало кто это видел, за исключением, по-моему, одного только Аристенета, так как спустя некоторое время он переменил прислужника, незаметно отослав первого. К Клеодему же кивком головы приставил другого постарше, какого-то здоровенного погонщика мулов или конюха» (Лукиан. Пир, или Лапифы 15, пер. Н.П.Баранова [Лукиан 2001, т.2, с.186])
(№ 1669). « Этимокл-философ – Аристенету (Письмо). … (26) Это немногое из многого у меня имеющегося я привел, чтобы ты уразумел, каким пренебрег ты мужем, предпочтя угощать Дифила и даже собственного сына ему поручив. Не удивительно: учитель приятен юноше и сам от общения с ним получает удовольствие. Если бы мне не было стыдно говорить о подобных вещах, я бы еще кое-что мог присовокупить, в справедливости чего, если пожелаешь, ты сможешь убедиться, расспросив дядьку Зенона. Но не подобает смущать свадебного веселия и говорить худое о других людях, в особенности обвиняя их в столь постыдных деяниях. И хотя Дифил заслужил того, сманив у меня уже двух учеников, - но я… я во имя самой философии буду молчать. …
(29) Итак, когда раб, наконец, окончил чтение, взоры всего стола обратились на пару Зенона и Дифила. Испуганные, побледневшие, они смущенным видом своим подтверждали справедливость Этимоклова обвинения. Сам Аристенет был встревожен и полон смятения, но тем не менее пригласил нас пить и пытался сделать вид, будто не произошло ничего плохого» (Лукиан. Пир, или Лапифы 26, 29, пер. Н.П.Баранова [Лукиан 2001, т.2, с.189-190])
(№ 1670). «(39) Ион. Итак, я первый начинаю, если вам угодно. Быть может, мне надлежало бы в присутствии таких мужей сказать об идеях, о бестелесных сущностях, о бессмертии душ, но, чтобы не встретить возражений со стороны тех, кто не держится этой философии, я скажу приличествующее слово о браке.