Эта безумная Вселенная (сборник)
Шрифт:
«С того места, где я нахожусь, я вижу океан лиц, обращенных к небу. Здесь собралось не менее полумиллиона человек, чтобы собственными глазами увидеть судьбоносный момент в истории Земли. Еще немного, и мы услышим отдаленный гул двигателей первого космического корабля, возвращающегося из полета в другую звездную систему. Мне не передать всех чувств…»
Первые минуты после приземления были самыми тяжелыми. Гром оркестров, перекрываемый громом приветственных криков. Рукопожатия, речи, позирование для
Когда наступил долгожданный конец церемонии встречи, Кинрад простился с экипажем. Его рука по очереди испытала медвежью хватку рукопожатия Нильсена, мягкое и искреннее прикосновение пальцев Арама и робко-неуклюжее — Бертелли. Заглянув в печальные, как всегда, глаза психолога, Кинрад сказал:
Представляю, как они накинутся на собранные нами данные. Думаю, ты сумел закончить свою книгу.
— Какую книгу?
— Ну, приятель, не разыгрывай святую простоту. Ты же был официальным психологом нашего экипажа!
Кинрад не стал дожидаться ответа. Пока остальные торопливо собирали свои вещи, он взял бортовой журнал и папку с отчетами и зашагал к зданию административного центра.
Бэнкрофт, с которым они не виделись четыре года, почти не изменился. Разве что еще несколько растолстел. Он шумно поднялся из-за стола и с язвительным самодовольством произнес:
— Ну, и как я тебе теперь? Толстяк, упивающийся новой должностью во всеми вытекающими последствиями, включая ощутимую прибавку в зарплате?
— Рад за вас. Примите мои поздравления.
Кинрад положил принесенное на стол и сел.
— С удовольствием обменял бы все это на твою молодость и жизнь, полную риска.
Удовлетворенно взглянув на бумаги Кинрада, Бэнкрофт продолжал:
— Меня распирает от желания забросать тебя вопросами. Но я понимаю, что многие ответы я найду в твоих записях. И потом, я же знаю, что тебе сейчас не до разговоров. Ты торопишься домой.
— Мне сообщили, что, как только в небе станет посвободнее, за мной пришлют вертолет. Думаю, минут двадцать у вас есть.
— В таком случае я использую их полностью. — Бэнкрофт подался вперед. У него блестели глаза. — Вы что-нибудь узнали о первых двух кораблях?
— Мы обследовали семь планет. Нигде ни малейших следов.
— Значит, катастрофа при спуске отпадает?
— Да.
— В таком случае они продолжают лететь?
— Скорее всего, да.
— Как по-твоему, что могло у них случиться?
Кинрад ответил не сразу. Чувствовалось, ему непросто говорить об этом.
— Я могу лишь предполагать, и не более того. По моим предположениям причиной могла быть болезнь или несчастный случай на борту. Большинство членов экипажа погибли или умерли, а оставшиеся не смогли
Он помолчал, потом добавил:
— Мы ведь и сами потеряли троих.
— Выходит, и вы заплатили дань космосу, — печально вздохнул Бэнкрофт. — Кто эти несчастные?
— Вейгарт, Доукинс и Сандерсон. Первый из них погиб уже на обратном пути. Он так и не увидел Солнца на экране. Здесь все подробно описано. — Кинрад указал на папку с отчетами. — Двое других погибли на четвертой планете, которую я считаю небезопасной для жизни людей.
— А в чем ее опасности?
— Планета кишит гигантскими прожорливыми хищниками. Они зарываются в почву и сидят, поджидая добычу. Их пасти почти незаметны среди травы и кустов. Мы даже не подозревали об их существовании, пока Сандерсон с Доукинсом не отправились прогуляться. Пройдя всего несколько шагов, Сандерсон угодил прямо в липкую красную пасть. Ее длина была не меньше десяти футов, а ширина — около четырех. Сандерсон провалился бесследно, успев лишь крикнуть. Доукинс бросился ему на выручку и сам попал в другую пасть.
Пальцы Кинрада цеплялись друг за друга.
— Самое жуткое, что мы ничем не могли им помочь.
— Тяжело это слышать, очень тяжело, — медленно качая головой, сказал Бэнкрофт. — А как насчет остальных планет?
— Четыре непригодны для жизни. Оставшиеся две — планеты земного типа.
— О, это уже кое-что! — воскликнул Бэнкрофт.
Бросив взгляд на настольные часы, он заторопился.
— Хочу спросить о корабле. Уверен, в твоих отчетах полно едких замечаний на этот счет. Увы, совершенства нет нигде, даже в лучших наших образцах. Но какой недостаток ты считаешь самым серьезным?
— Шум. Он сводил нас с ума. Его обязательно надо устранить.
— Только не полностью, — возразил Бэнкрофт. — Абсолютная тишина — не меньшая пытка для разума, чем шум.
— Хорошо. Тогда его нужно уменьшить до переносимого уровня. Провели бы вы недельку на борту, сами бы все поняли.
— Заманчивое предложение. Но с шумом мы справляемся, хотя и медленно. Сейчас у нас проходит испытания новый, более тихий тип двигателя. Сам понимаешь, эти четыре года мы на месте не стояли.
— Нам очень нужен такой двигатель, — сказал Кинрад.
— А каково твое мнение об экипаже?
— В высшей степени похвальное.
— Иного я не ожидал от тебя услышать. Мы же выискивали их по всей планете. Цвет Земли. Каждый — высочайший профессионал в своем деле.
— И Бертелли тоже?
— Я знал, что ты о нем спросишь. — Бэнкрофт улыбнулся, будто знал какой-то секрет. — Хочешь, чтобы я рассказал о нем?
— У меня нет права настаивать, но я действительно хочу знать, с какой целью вы включили в состав экипажа этот балласт?