Эта безумная Вселенная (сборник)
Шрифт:
— Разумеется, есть.
— Много?
— Столько, сколько нам требуется.
— Полюбуйтесь: раса миролюбцев, вооруженных до зубов, — обращаясь к соплеменникам, сказал Паламин. Он понимающе ухмыльнулся.
— Лжецы всегда отличаются непоследовательностью, — с видом мудреца провозгласил Экстер. Он задержал свой тяжелый взгляд на пленнике. — Если вы такие миролюбивые, зачем вам тогда военные корабли?
— У нас нет гарантий, что во всех уголках космоса разделяют принцип, на котором строится наша политика: «Живи и давай жить другим».
—
— Мы никому не угрожаем и не мешаем жить. Но где-то у кого-то может возникнуть желание угрожать и мешать нам.
— И тогда вы начинаете с ними войну?
— Нет. Войну начинает угрожающая нам сторона. А нам приходится эту войну заканчивать.
— Сплошные уловки, — презрительно поморщился Экстер, обращаясь к Паламину и остальным. — Тактика, очевидная для всех, кроме законченных идиотов. Они расселились на сотне планет, если, конечно, это достоверное число, чему лично я не верю! На большинстве из них земляне не встречали противостояния, поскольку противостоять было некому. На обитаемых планетах местное население оказывалось слабым и отсталым. Там понимали, что борьба с пришельцами окончится для них крахом, и потому покорялись судьбе. Но на любой планете, жители которой сильны и полны решимости дать отпор — например, на такой планете, как наш Гомбар, — земляне стремились быстро подавить сопротивление под предлогом того, что это угрожает их безопасности. Они заявляли, что им, видите ли, угрожают. Вот их моральные доводы в оправдание войны.
Паламин взглянул на Тейлора.
— Что ты на это скажешь?
Выразительно пожав плечами, Тейлор ответил:
— Там, откуда я родом, политический цинизм давным-давно вышел из употребления. Мне все равно не убедить вас, поскольку в своем развитии вы отстали от нас не меньше чем на десять тысяч земных лет.
— Мы так и будем сидеть и сносить оскорбления от этого пленника в цепях? — сердито набросился на Паламина Экстер. — Вынесем наше решение о его казни и разойдемся по домам. Я достаточно наслушался его пустых разглагольствований.
— Я тоже, — сказал один из гомбарцев. Судя по виду, он всегда поддерживал мнение сильного.
— Терпение, — возразил Паламин. Он обратился к Тейлору: — Ты утверждаешь, что тебя послали исследовать систему звезд, которые мы называем Халор и Риди?
— Если речь идет о ближайшей к вам системе, то да. Я летел в том направлении.
— А если, предположим, вместо этого тебе бы приказали обследовать систему Гомбара? Ты бы так и сделал?
— Я подчиняюсь приказам.
— Значит, ты бы постарался, действуя тихо и незаметно, как можно больше разнюхать про нас?
— Не совсем так. Если бы ваша планета показалась мне дружественной, я бы не стал таиться.
— Он увиливает от ответа на твой вопрос, — крикнул все еще сердитый Экстер.
— А что бы ты сделал, если бы у тебя не было уверенности в том, как мы тебя встретим? — продолжал допытываться Паламин.
— То, что на моем месте сделал бы любой разведчик, — ответил
— И при этом старался бы не попасть к нам в плен?
— Конечно.
— А если бы тебе не понравилось, как мы тебя встретили, ты бы в докладе своему начальству назвал нас враждебной расой?
— Скорее всего, да.
— Это все, что нам требовалось, — подвел итог Паламин. — Твои признания наглядно свидетельствуют о том, что ты шпион. И не имеет значения, получил ли ты приказ сунуть свой любопытный нос в нашу звездную систему, или ты сделал это по собственной инициативе. В любом случае ты действовал как шпион.
Паламин обвел глазами шестерых соплеменников.
— Вы согласны?
— Согласны, — хором отозвались они.
— Для таких, как ты, существует лишь одна участь, — закончил Паламин. — Тебя отведут обратно в камеру, где ты будешь находиться вплоть до момента официальной казни.
Он махнул охранникам.
— Увести.
Из-под Тейлора выбили стул и пинком заставили встать. Охранники вновь пытались заставить его двигаться быстрее, чем было в его силах. Тейлор зацепился за свои кандалы и чуть не упал. Однако он все же сумел задержаться на пороге, обернуться и бросить взгляд на вершителей правосудия. Ничего не изменилось в его бледных глазах. Они по-прежнему оставались ледяными.
Когда пожилой надзиратель принес ему ужин, Тейлор спросил:
— А как у вас здесь казнят?
— А как казнят там, откуда ты прилетел? — вопросом ответил тюремщик.
— У нас не казнят.
— Не казнят?
Надзиратель даже заморгал от удивления. Поставив поднос на пол, он уселся на скамью рядом с Тейлором, оставив массивную зарешеченную дверь открытой. Рукоятка револьвера торчала из кобуры совсем близко от Тейлора — пленнику не составило бы труда до нее дотянуться.
— Тогда как же вы расправляетесь с опасными преступниками? — спросил надзиратель.
— Тех, кто поддается лечению, мы лечим, применяя любые действенные способы, вплоть до операций на мозге. Это жестоко, но справедливо. Неизлечимых мы отправляем на далекую планету, откуда им не сбежать и где они могут сражаться насмерть с подобными себе.
— Чудной у вас мир, если не врешь, — высказал свое мнение тюремщик.
Он как бы невзначай вытащил револьвер, направил на стену и нажал курок. Выстрела не последовало.
— Не заряжен, — сказал надзиратель.
Тейлор не ответил.
— Видишь, захватывать мое оружие бесполезно. И пытаться бежать отсюда бесполезно. Бронированные двери, куча замков, а дальше — охрана. Вот у нее револьверы заряжены до отказа.
— Прежде чем думать о побеге, надо избавиться от кандалов, — возразил Тейлор. — Ты бы согласился их снять за взятку?
— А что с тебя взять? У тебя нет ничего, кроме этой одежды.
Да и ее сожгут после твоей казни.