Этносфера: история людей и история природы
Шрифт:
Каждый этнос имеет свою внутреннюю структуру, проявляющуюся в нюансах расстановки социальных групп [80, стр. 16]. Приравнивать эти группы к классам нельзя, так как этносы существуют и в доклассовом обществе. Как показал пример Советского Союза, они не исчезают и при социализме, принимая формы социалистических наций. Даже немногочисленные племена Северной Америки и Австралии делились на экзогамные тотемные группы, например кланы ворона и медведя у тлинкитов. Недифференцированные этносы встречаются, но обычно они находятся в фазе этнического упадка, что всегда связано с упрощением внутренней структуры. Но хотя социальные формы соприсутствуют в этнических процессах, ими не исчерпывается вся сложность этногенеза. Ведь тогда этнография была бы просто разделом социологии, а общества, принадлежащие к одной формации, допустим рабовладельческой, вели бы себя одинаково. Но китайская античность имеет различия не только с эллинской, но и японской, индийской или египетской. Социальная схожесть не уничтожает этнической оригинальности.
Попытки интерпретировать этнос как явление только и исключительно социальное
Итак, рождению любого социального явления предшествует зародыш, объединение некоторого числа людей, симпатичных друг другу. Начав действовать, они вступают в исторический процесс, сцементированные избранной ими целью и исторической судьбой. Во что бы ни вылилась их судьба, она conditio sine qua non est. Такая группа может стать разбойничьей бандой викингов, религиозной сектой мормонов, орденом тамплиеров, буддийской общиной монахов, школой импрессионистов и т.п., но общее, что можно вынести за скобки, – это подсознательное взаимовлечение, пусть даже для того, чтобы вести споры друг с другом. Поэтому эти зародышевые объединения можно назвать консорциями (consortia). He каждая из них выживает; большинство рассыпается при жизни основателей, но те, которым удается уцелеть, входят в историю общества и немедленно обрастают социальными формами, часто создавая традицию. Те немногие, чья судьба не обрывается ударами извне, доживают до естественной утраты повышенной пассионарности, но сохраняют инерцию тяги друг к другу, выражающуюся в общих привычках, мироощущении, вкусах и т.п. Эту фазу комплиментарного объединения можно назвать конвиксией (сопіхіа). Она уже не имеет силы воздействия на окружение и подлежит компетенции не социологии, а этнографии, поскольку эту группу объединяет быт. В благоприятных условиях конвиксии устойчивы, но сопротивляемость среде у них стремится к нулю, и тогда они рассасываются среди окружающих консорций.
Примером такой эволюции может служить история русского старообрядчества. Начав с бурного эстетического протеста против того, что им казалось «дурным вкусом», воспринимаемым как кощунство, старообрядцы связали себя жестокой судьбой. В этой консорций оказались бояре и крестьяне, купцы и казаки, мещане и попы-вольнодумцы, но все они были неравнодушны к принципам, для них дорогим. Сто лет они были консорцией, но после того, как Екатерина II отменила преследование старого обряда, на Рогожском кладбище создалась конвиксия, тихая и неагрессивная. А еще сто лет спустя, после реформ Александра II, противопоставление «староверов» никонианам потеряло смысл, хотя по инерции существовало. Ныне же исчезло и оно, сменившись противопоставлением теистов и атеистов. Цепочка связей, которую мы назвали судьбой, закончилась и началась новая.
Принцип комплиментарности не относится к числу социальных явлений. Он наблюдается у диких животных, а у домашних известен каждому как в позитивной (привязанность собаки или лошади к хозяину), так и в негативной форме. Как мы видели, ведущую роль этот принцип играет лишь при отсутствии общественных форм бытия коллектива, но подчиненную, он сохраняет и при наличии устойчивых социальных установлений. Это обстоятельство побуждает нас обратиться к рассмотрению второй стороны проблемы – биологической.
Прежде всего необходимо подчеркнуть, что этнос и раса – понятия не только не совпадающие, но и несоизмеримые. И не только потому, что гетерогенность – обязательное свойство этноса, или потому, что число этносов во много раз превышает число рас, но главным образом потому, что предметом расовой антропологии являются вариации физического типа человека [206,
Будучи явлением природы, этнос лишь связан с биологией позвоночных, но как явление восходит к биосфере в понимании В.И. Вернадского, т.е. к флуктуациям «энергии живого вещества, которая проявляется в сторону, обратную энтропии». Эта энергия, преломляясь через особенности нервной деятельности подсознания, меняет вектор метаболизма и создает психический эффект, названный нами пассионарностью. Вспышки пассионарности, о причинах которых говорить преждевременно, создают изменения в популяциях и ведут к образованию специфических коллективов, которые мы называем этносами. Затухание инерции первоначального толчка ведет к исчезновению этноса как целостности, причем обычно значительная часть членов былого этноса сохраняет жизнь, но уже в составах других этнических целости остей. Равным образом возможно и существование этноса, пережившего активное состояние развития или этногенеза, в виде персистента (пережиточной формы) или реликта. Сейчас в нашу задачу входит установление характера корреляции этногенеза (как элементарного явления, имеющего энергетическую природу) с историческими и биологическими сферами, граничащими с этногенезом. Критерием исследования для нас являются данные исторической географии, позволившие описать характер динамической связи этноса с ландшафтом и тем самым установить, что этнос не умозрительная категория, а объективная реальность с присущими ему закономерностями [89, 99].
Описанные нами четыре фазы этногенеза [99, стр. 43 – 46] дают представление о характере и направленности тех формообразовательных процессов, которые создали наблюдаемое многообразие этносферы Земли [95]. Механизм феномена как такового заключается в постепенной утрате пассионарного напряжения этнической целостностью. Утрата признака происходит вследствие либо естественного отбора, либо метизации и связанного с ней изменения состава генофонда. Если пассионарность есть действительно признак, то обе эти причины должны быть действенны, что мы и постараемся установить. Если же наше мнение не найдет подтверждения, то, значит, прав А. Тойнби, полагающий, что талантливость и энергия возникают сами, как только в них появляется нужда. В специальной работе мы высказали несогласие с гипотезой А. Тойнби, опираясь на несоответствие его взглядов с фактами [85]. Теперь нам остается показать, на чем основана наша концепция и насколько она согласуется с данными смежных наук.
Дж.Б.С. Ходден утверждает: «Заблуждение, что естественный отбор всегда должен делать особи более приспособленными в борьбе за существование. Это правильно для редкого и разбросанного вида, вынужденного защищать себя от других видов и неорганической природы. Но как только население становится плотным, отдельные представители вида вступают в соперничество друг с другом. Результаты этой борьбы могут быть биологически благоприятными для отдельных особей, но крайне вредными для вида» [237, стр. 71]. Больше того, изменения, имеющие приспособительный характер «ведут к потере сложности строения или к редукции органов» [237, стр. 82], что ослабляет вид в борьбе за существование.
Насколько применимы эти положения к людям? Как к обществу – отнюдь, ибо общественная форма движения материи создает техногенную сферу, неспособную к природному саморазвитию, а следовательно, и к дегенерации. Творческие силы членов общества кристаллизуются в культуре, архитектуре, произведениях искусства, даже в научных трактатах, но члены этноса продолжают взаимодействовать с природой, стремиться либо к расширению ареала, либо к поддержанию гомеостатического равновесия [95] и терять признаки, т.е. способности, свойственные их предкам, как полезные, так и вредные. Это диалектическое сопряжение общественной и природных форм движения может быть прослежено в этнической истории человечества, развивающейся параллельно истории социальной, как единство противоречия. Как мы уже показали, эволюция внутри вида Homo sapiens не прекратилась, хотя и приняла своеобразные формы, превратившись из филогенеза в этногенез [95, стр. 84 – 93]. При этом осталась весьма важной роль естественного отбора как стабилизирующего фактора, удаляющего из популяции экстремальные особи и уменьшающего ее генетическое многообразие [29, стр. 41 – 44, 253 – 255; 248, стр. 238]. Устойчивость же определяется традицией, которая осуществляется путем механизма «сигнальной наследственности», особенно ярко проявляющейся у вида Homo sapiens, обладающего второй сигнальной системой – речью [171]. Таким образом, мы имеем основание рассматривать антропосферу Земли, включая созданную людьми технику, домашних животных и культурные растения, как нечто целое (хотя и мозаичное из-за этнического разнообразия) в двух аспектах: социальном и природном. Стремление же подменить один из этих аспектов другим – не более чем попытка профанации, обреченная на неудачу при интерпретации фактического материала. Сосредоточим наше внимание на природной стороне этногенеза. Нами было показано, что для возникновения нового этноса необходимо мощное усилие определенного числа людей, ломающих старые стереотипы поведения и устанавливающих новый, часто ценой собственной жизни. Способность к этой целенаправленной деятельности мы назвали пассионарностью и интерпретировали как флуктуацию «биохимической энергии живого вещества», описанную В.И. Вернадским [99, № 2, стр. 43 – 50]. С точки зрения биолога, пассионарность – признак, и притом наследственный, о чем свидетельствует течение любого процесса этногенеза. Они столь схожи, что есть возможность построить схему или модель.