Это было в Коканде
Шрифт:
– Все это так, - с усмешкой сказал Юсуп, - но на дороге хорошая палка лучше неизвестного друга.
Мулла, ласково улыбаясь, разъяснил Юсупу, что любой головорез может совершенно безнаказанно расправиться с ним, так как для кочевника убить человека легче, чем примять сапогом траву.
Юсуп, выслушав всех, внимательно оглядел каждого из присутствующих (он заметил, что есаулы молчали). Он остановил свой взгляд на мулле и спросил его:
– Вы боитесь за меня?
– Да, конечно, - ответил ему мулла.
Муллу поддержали все остальные.
– Вы подчиняетесь мне?
– Подчиняемся.
– Молодцы, - сказал Юсуп.
– Тогда вы знаете обычай: если сдаются командиры, сдается и войско. Завтра день серьезный. Надо, чтобы завтра все катилось как по маслу. И я не хочу слышать ни о каких головорезах. Вы командиры. За каждую каплю крови вы будете отвечать своей головой. Ясно вам?
Курбаши нахмурились.
– Ну?
– прикрикнул на них Юсуп.
– Поняли?
– Поняли, - ответили они.
– Тогда идите!
– сказал Юсуп.
Курбаши, взволнованные неожиданным для них приказом, удалились.
Юсуп спросил джигитов, стоящих тут же на дворе:
– Вы все слыхали?
– Да, - ответили они.
– Приготовьте комнату Иргаша! Я буду спать у вас.
Джигиты не осмелились ослушаться. Среди них пошли разговоры, что комиссар принял над ними командование. Уверенность и настойчивость комиссара понравились басмачам.
Всюду пошли толки об Юсупе. Джигиты толкались возле курганчи, где остановился на ночлег Юсуп, и заглядывали к нему в окна.
В комнате Иргаша все оставалось по-прежнему, как будто Иргаш был жив. Свернутые в одеяло постельные принадлежности лежали на маленьком толстом коврике; тут же стоял чемодан и лежали походные сумки. И всем казалось, что Юсуп действительно заменил умершего.
Через час возле курганчи выстроился отряд джигитов. Они отогнали от окон любопытных.
К Юсупу явился есаул отряда и доложил, что он явился для охраны. Юсуп посмотрел на высокого босого юношу и спросил:
– Что говорят в лагере?
Юноша осклабился:
– Всех не переслушаешь!
– В бригаду ко мне хочешь?
Есаул покраснел и принялся благодарить Юсупа.
– Я возьму тебя. Позови ко мне русского офицера!
Есаул ушел.
На дворе джигиты опять разожгли костры и расселись возле них. Эти люди, оборванные, исхудавшие, впервые сели к огню спокойно. "Что случится завтра - грабеж, смерть или казнь?" - так думали они всегда. Сегодня об этом никто из них уже не думал.
Ночь выпала холодная. Звезды застыли в небе.
На дворе кричали и ругались раненые. Среди них ходил какой-то рваный бродяга, которого они называли табибом. Он прямо из бутыли поливал им раны йодом. Они скрипели зубами, как будто желая стереть их в порошок. После йода каждый из раненых бинтовался сам либо марлей, либо тряпками, или затыкал рану хлопком. Нашлись и такие, которые заставляли собак вылизывать им раны.
26
Когда Зайченко появился в дверях комнаты, Юсуп сидел на полу около низенького столика и писал донесение. Он сразу узнал вошедшего, бросил карандаш и пригласил Зайченко сесть. Зайченко сел на пятки, поджав ноги, и приветствовал его, произнеся обычный селям.
– Здравствуйте, Зайченко!
– сказал по-русски Юсуп.
– Вы стали настоящим мусульманином.
– Да?
– Зайченко усмехнулся.
– Во всяком случае, я не похож на коменданта Кокандской крепости.
Юсуп сделал вид, что не слышал этой шутки. Юсуп смотрел на него и думал: "И это - тот, первый, воспитавший во мне человека? Какая судьба!"
– Простите, я не осмелился явиться днем. Все произошло так неожиданно...
– забормотал Зайченко, перебивая мысли Юсупа.
– Очевидно, вы надеялись скрыться в массе? Все равно, гражданин Зайченко, мы бы вас обнаружили. Мы знали, что вы тут.
– Да, да...
– Зайченко закивал.
– Я и не скрываюсь. Я просто...
– Он запнулся.
– Я не знал, как мне начать с вами разговор. Скажите, что со мной будет?
– Ваше дело решит Особая комиссия по борьбе с басмачеством. Мы передадим вас трибуналу.
– Да, да...
– опять перебил Юсупа Зайченко, - я понимаю, что я - не обыкновенный басмач.
– Он сказал это таким тоном, будто объяснения Юсупа вполне удовлетворили его.
– Вы теперь прекрасно говорите по-русски, заметил он Юсупу.
– Я больше двух лет прожил в Москве.
– Что же там, в Москве? Изобилие? Магазины, женщины, рестораны? Все это есть? Это верно, что там танцуют фокстрот?
Юсуп отклонил беседу на эту тему, заявив, что в Самарканде Зайченко все узнает из газет.
– Скажите, - опять спросил Зайченко, - я могу надеяться на какое-либо снисхождение или нет? Я совершил ошибку, я готов работать где угодно, как угодно. Мои знания могут пригодиться в разведке.
– Это решаю не я.
– Да, да... Конечно, конечно... снова забормотал Зайченко.
Он думал, что посещение сложится иначе, и сейчас чувствовал себя совсем раздавленным. Сегодня на погребении он впервые встретился с Юсупом.
В широкоплечем комиссаре, одетом по-басмачески, Зайченко не сразу узнал старого знакомца, мальчишку с кокандского базара. Зайченко, естественно, не мог думать, что теперь Юсуп будет держаться с ним как босоногий кучеренок. Это было бы наивно. Но все-таки в нем тлела какая-то надежда на то, что комиссар Юсуп заинтересуется им, начнет расспрашивать, захочет узнать до конца все его приключения. "И может быть - чем черт не шутит, - подумал Зайченко, - облегчит мою участь".