Это моя война, моя Франция, моя боль. Перекрестки истории
Шрифт:
— Будь что будет. Снова поедем в Aгe.
— Я остаюсь, — сказал ему я. — Найду другой путь.
И я его действительно нашел. Через одного полицейского, сочувствующего Сопротивлению, меня свели с оказавшимся не у дел чиновником военно-морского ведомства по административной части.
Комиссар Вейль, человек образованный и элегантный, был членом хорошо организованной подпольной сети. Для меня он навсегда остается вписанным в великую книгу чести, потому что, оказав помощь стольким беглецам, сам убежать
Проводник, которого он мне предоставил, Хосе Каталонец, был адъютантом Асаньи, второго и последнего президента Испанской республики. Конечно, адъютант — слишком громко сказано. Во всяком случае, он был одним из его близкого окружения. Впоследствии Хосе занялся контрабандой: отчасти, чтобы заработать на жизнь, отчасти, чтобы служить своим политическим убеждениям. Это был живой, серьезный и одновременно веселый малый лет тридцати. Я сразу проникся к нему доверием и предложил Жефу и его подруге вернуться.
— Пойдем рождественской ночью, — решил Хосе. — Все в эту ночь пьют и веселятся, даже французские таможенники, немецкая полиция или испанские карабинеры. Выйдем из Коллиура.
Вот так, вечером 24 декабря 1942 года мы пустились в путь из славного порта Коллиура, на который уже опускалась ночная тень.
В тот же час в Алжире был убит адмирал Дарлан.
III
Если хотите взглянуть на Францию в последний раз…
Мешок для зерна с длинной прорезью посередине, углы которого завязывают таким образом, чтобы можно было просунуть руки, позволяет нести чемодан на спине: в этом случае устаешь гораздо меньше, чем держа его в руке. Этому меня научил перед выходом Хосе Каталонец. И дал совет надеть сандалии.
Только после четырех часов ходьбы по козьим тропам или вообще без троп я смог познакомиться у костра со всеми людьми, которых он вел.
— А не опасно разводить огонь в горах? — спросил я Хосе.
— Нет, это место ниоткуда не просматривается. Мы пройдем вон там. Вот, смотрите!
И он показал мне выделявшиеся на фоне каменной стены где-то вдалеке силуэты другого каравана, который направлялся в обратную сторону. Даже назвал имя проводника. Столбовая дорога контрабандистов!
У Хосе были двое подручных. Один из них, наиболее крепкий, нес на плечах огромный черный радиоприемник «телефункен», который мы сразу же окрестили роялем, — заказ испанского любителя музыки или человека, желавшего слушать новости со всего света.
Кроме нас Хосе переводил молодую чету — оба красивые и внушавшие симпатию. Он был испанским адвокатом, республиканцем, который сначала эмигрировал, но потом предпочел вернуться в Испанию в надежде, что там он сможет спрятаться лучше, чем во Франции, где «красных» травили
Наконец, последний субъект, которого вел Хосе, был седоватый человек лет пятидесяти, естественно, показавшийся нам довольно старым. Он представился как «мсье Бертран». Хотя он какое-то время был нашим спутником, мы так и не узнали ни его фамилии, ни даже того, было ли Бертран его настоящим именем. В распоряжении г-на Бертрана имелся личный носильщик, который должен был не только тащить багаж, но и протягивать хозяину шляпу, когда мы проходили через редкие деревушки, а потом снова возвращать ему берет, когда мы опять оказывались в чистом поле.
Чем занимался г-н Бертран? По какой причине он здесь оказался?
Он приехал во Францию из Алжира, где заключил крупную сделку на поставку финикового мармелада для Ватикана. Нет, я не выдумываю!
Но, поскольку сообщение с Северной Африкой после американской высадки прервалось, г-н Бертран, не сумев получить выездную визу, решился уехать нелегально, потому что терпел слишком большие убытки, надолго оставляя бизнес без присмотра. Он нам сказал даже, во сколько ему обходился один день. Сумма впечатляла.
Я знавал немало людей, у которых были разные причины рисковать жизнью, переходя границы. Но героя такого сорта и с такой мотивацией встречал впервые!
Усталость от ходьбы притупляла волнение и чувство тревоги. Подниматься, подниматься — ни о чем другом мы не думали.
На заре мы добрались до гребня горы, где немного подкрепились, достав из своих мешков кое-какую провизию.
Снега было мало: всего лишь несколько набившихся между камней хлопьев, которые казались букетиками белых цветов.
Там, куда мы пришли, нам уже не приходилось бояться встречи с французской или немецкой полицией. Только с carabineros, у которых тоже была неважная репутация.
Наконец Хосе Каталонец подвел меня к самой высокой точке гребня и, повернувшись лицом на север, сказал:
— Если хотите взглянуть в последний раз на Францию, делайте это отсюда. Когда спустимся, вы ее больше не увидите.
Относительно пологий французский склон Пиренеев покрыт густыми лесами и зелеными лугами более светлого оттенка. Угадывались серебряные нити горных потоков. У подножия гор простиралась уже вспаханная бурая земля, а по соседству виднелись крыши, жавшиеся одна к другой. Воздух этого погожего утра был необычайно прозрачен, и местность просматривалась на десятки лье, быть может, на сотню — до торчавших колоколен.