Это моя земля. Дилогия

Громов Борис Николаевич

– Это точно? – спросил тихо кто-то в зале.

– А черт его знает. Все покусанные, которых мы видели, – обратились. Причем один, вы его на записи видеть должны были, вообще непонятно каким образом на ноги встать смог, с него, считай, чуть не все мясо обгрызли. Но встал и пошел охотиться. На нас с вами охотиться. Так что, скорее всего, точно.

– А если укус будет маленький совсем?

– Я не медик, но думаю – это не важно. Вот если человеку в кровь ввести шприцем тот же вирус СПИДа, не все ли будет равно, сколько ввели: полкубика, кубик или сразу полулитровую бутылку? Ну разве что заражение при большом объеме быстрее произойдет. Тут, боюсь, то же самое. Мало того, думаю, укус – не единственная опасность…

– Хочешь сказать, что эта дрянь, как грипп, воздушно-капельным передается? – прищурившись, спрашивает Львов.

– Не знаю, тащ полковник, но – вряд ли, иначе мы всем взводом уже

бродили бы тут по коридорам со стеклянными глазами и вас сожрать пытались. О другом я. Фильм «28 дней спустя» все смотрели? Там опасен был не только укус, но и попадание крови или слюны зараженного в открытые раны, глаза, рот… На слизистую, короче.

– Боря, ты умом не тронулся? – с мрачной иронией смотрит на меня командир Отряда. – Художественный фильм, «ужастик»… Нет, ну просто очуметь какой источник информации. Ты бы нам еще «Телепузиков» переглядеть посоветовал!

– Товарищ полковник, – мой ответ звучит четко и предельно серьезно, – как только из методического отдела МВД нам пришлют наставление «Ожившие мертвецы и способы борьбы с ними», я сразу перестану страдать фигней. Но пока такие вот «ужастики» – реально чуть ли не единственный источник информации, ну, кроме личного опыта, конечно. И пока информация из этих «источников» только подтверждается. Мертвые встают, жрут живых, пожранные помирают и тоже встают. Боли эти упыри не чувствуют, ни малейших человеческих эмоций не испытывают. Хотят только одного – жрать дальше. Полное разрушение личности и превращение человека в ходячий вечно голодный труп. Окончательно умирают только после повреждения головного мозга. Ну и чем это вам не зомби из фильмов ужасов?! Богом клянусь, если б эти твари начали выпускать из десен длинные клыки, пить человеческую кровь и превращаться в летучих мышей, я, блин, первым рванул бы в библиотеку за «Дракулой» для выяснения всех этих фишек с пулями из серебра, распятиями, святой водой, чесноком и осиновыми кольями!

– Ладно, ладно, притормози. Разошелся, понимаешь. – Командир примиряюще выставляет перед собою ладони. – Ты вроде по делу сказать чего-то хотел?

– Хотел, – киваю я. – По экипировке. Нападают зомби как дикие звери. Поодиночке просто стараются зажать в угол и загрызть, толпой – окружают, отрезают пути к отступлению, валят на землю и рвут в клочья. Одиночные почти не опасны. Они тупые и медленные. Зато – очень страшные, просто жуть. Но если страх этот побороть, то бить их будет несложно даже без огнестрельного оружия: держи дистанцию, не давай в себя вцепиться и бей по башке чем-нибудь тяжелым. Хоть топором, хоть лопатой, хоть монтировкой. С толпой – намного хуже. Тут уже дистанцию держать, скорее всего, не получится и придется очень быстро двигаться. И нужна будет защита. Обычную ткань порвать зубами несложно, брезент «горки» – уже труднее. Тот же кевлар жевать можно хоть до морковкина заговенья. Отсюда вывод – экипировка должна быть легкой, но прочной: «горки», а лучше штурмовые комбинезоны первого класса защиты, вроде тех, что мы у немцев из ГСГ-9[27] тогда на «Интерполитехе»[28] видали, защитные щитки на руки и ноги, наплечники. Шлемы с забралами, причем можно и легкие – «Джеты» или мотоциклетные. Если без забрала, то очки тактические, чтобы кровь и слюна упырей в глаза не попали. Для защиты торса лучше всего подойдут тяжелые бронежилеты без пластин. Если титан выкинуть, то весу в самом кевларовом пакете и чехле – килограмма полтора. А у того же «Корунда», например, еще и воротник есть. Чем не защита? Пулю, конечно, уже не удержит, так стрелять зомби не умеют. Перчатки нужны обязательно. Причем не эти пижонские, без пальцев, а нормальные, штурмовые или как у страйкболистов. Уж если они мелкие осколки да шарики аирсофтные держат, то прокусить их, скорее всего, не получится. Ну вроде как все пока.

– Что ж, смысл в твоих словах есть, – вновь согласно качнул головой Львов. – Обдумаем. Еще есть у кого какие идеи и соображения? Нету? Ну тогда продолжим. Главк перед нами поставил следующие задачи…

г. Москва, Калужская площадь, 21 марта, среда,

раннее утро

Город давил со всех сторон. Вызывал чувство панического, безграничного ужаса. Не буду врать, приходилось прилагать немалые усилия, чтобы ему не поддаться. Давненько я подобного не ощущал. Пожалуй, с зимы девяносто пятого. В Грозном, помнится, было очень похоже. И, не буду врать, трудно сказать, когда же все-таки было страшнее. Тогда я был зеленым сопляком, ничего еще толком не знающим и не умеющим, а Грозный, казалось, смотрел прямо в душу тысячами бездонных черных буркал – выбитых окон. И из каждого в любую секунду могла прилететь короткая автоматная, пулеметная очередь или пуля снайпера. Мертвый город вел

охоту за живыми людьми. То, что сейчас происходило в Москве, внешне выглядело иначе: не было разрушенных артиллерийским огнем и многодневными пожарами зданий, горели уличные фонари и светились окна домов, моргали и переливались рекламные щиты. На первый взгляд все было нормально. Но только на первый, и только на взгляд. Потому что на слух город уже был другим. Вместо обычного шума просыпающегося мегаполиса со всех сторон слышны были вой сирен, рык дизелей армейской бронетехники и стрельба. Да, стреляли не так интенсивно, как в свое время в столице Чечни, да и калибры были не столь впечатляющими… Но, с другой стороны, и войны в Москве все-таки не было. Хотя было введенное вчера вечером чрезвычайное положение. И было кое-что еще, то, чего не было даже в Грозном. Над Москвой, будто невидимым облаком, всепроникающим туманом, окутывающим и обволакивающим все вокруг, висел человеческий крик. Кричали одновременно тысячи, десятки тысяч людей. От боли, от страха, от безысходной предсмертной тоски. Крик этот был даже не столько слышен, сколько его просто чувствовали. Он, словно ультразвук, бил по мозгам, давил на психику, вызывая почти физическую боль. Этот город тоже был уже мертв и тоже охотился за живыми, вот только орудие этой охоты было куда страшнее пули, снаряда, мины или осколка. По улицам древней столицы неспешной покачивающейся походкой шли залитые своей и чужой кровью трупы. Пустые оболочки, бывшие совсем недавно людьми, а теперь превратившиеся в кошмарных чудовищ из детских страшилок и фильмов ужасов. В вечно голодных и безжалостных упырей, охотящихся на живых. Зомби. По Москве неотвратимо и неумолимо вышагивала сама Смерть.

О том, что дела пошли совсем паршиво, я догадался еще до того, как мы прибыли на место. По первоначальному плану весь наш взвод на двух «Уралах» и при одном БТР-80 должен был прибыть к областному ГУВД в Никитский переулок и, перекрыв его в обе стороны, «осуществлять с целью недопущения». Короче, классическое «держи и не пущай» с поправкой на разворачивающееся вокруг безумие. Но не успели мы даже до Кольцевой доехать, как у меня в кармане беззвучно завибрировал мобильный. Ага, снова дежурка, а значит, или новости, или вводные. И вряд ли что-то хорошее. Так и оказалось.

– Боря, слушай внимательно – загудел в трубке слегка искаженный голос Дяди Сани. – Есть новая задача: один «Урал» и «броня» уходят на Никитский, а ты со своими – дуй на Калужскую площадь, на Житную. Там что-то непонятное приключилось. Их вчера весь день «Брысь»[29] охраняла, а часа полтора назад они какой-то приказ получили и снялись всей оравой. Теперь там всей охраны – десяток доблестных «пэпсов» из тех, что разбежаться не успели. Я так понял, они бы и рады, да только упырей на площади уже изрядно скопилось, не выскочить.

– Погоди, Дядь Сань, а мы там на кой хрен, если оттуда все, кто мог, уже смылись?

– Ты у меня спрашиваешь?! – рявкает вдруг обычно спокойный и доброжелательный дежурный. – В душе не е… знаю!!!

– Ты чего окрысился-то?

– Ай, не спрашивай, – в голосе майора слышна боль. – Тут ведь по всем правилам приведения в боевую готовность связь нужно устанавливать со всеми. Ну там с вышестоящими нашими и с местными гражданскими властями. Дозвонился до узла связи МОБа[30] в Люберцах… А там какая-то девочка-телефонистка. Плачет, говорит: «Дяденька, они все с ума сошли. Едят друг друга. В дверь снаружи ломятся»… Я ей говорю: «Дочка, а кроме тебя-то кто нормальный остался?» А она: «Сначала в коридорах стрелял кто-то, а потом три уазика куда-то уехали». Она им в окно махала, но ее то ли не увидели, то ли просто возвращаться не захотели…

– Вот мля… – само по себе вырывается у меня.

– И я о том же, – вздыхает дежурный. – Я спрашиваю: «Сама-то как? Цела?» А она мне: «Ага, меня тоже съесть хотели, но я вырвалась и заперлась. Укусили, правда, за ногу, но чуть-чуть совсем. Даже не кровит почти»… Представляешь?

– Звиздец… – безжалостно подвел итог я. – Хана девчушке…

– А то я не знаю… – соглашается тот. – Но ей-то так не скажешь. Говорю: «Потерпи, доченька, я ребятам сейчас скажу, они часика через два-три приедут, выручат тебя». А у самого, сука, аж глотку перехватывает.

– Молодец, Дядь Сань. Все правильно. Нельзя ее было надежды лишать… Ладно, все понял, сейчас Тисову маякну и – на Калужскую.

– Угу, и подзатыльник ему от меня передай. Пусть телефон включит, обормот.

По автомобильной рации связываюсь с едущим на головном «Урале» Антоном, передаю ему «пламенный привет» из дежурки и рекомендации по поводу мобильного, а потом рассказываю о новом приказе.

– М-да, – задумчиво тянет Антоха, – похоже, началось в колхозе утро… Куда ж это «кошек» сдернули? Ладно, главное – на связи будь и, если что, ори погромче, подъедем – выручим.