Это моя земля. Дилогия

Громов Борис Николаевич

Да уж, когда полковника гонят делать работу сержанта, значит – все, приплыли. Как в том старом армейском приколе: «Бегущий генерал в мирное время вызывает смех, а в военное – панику».

– Да кто где, – хмыкнул капитан. – Кто разбежался вместе с вверенным оружием и спецтранспортом, кого сожрали, кто сам сейчас снаружи деревянной походкой бродит. А кто и воюет еще. Нам вон связист из «Рыси» еще вечером динамик и микрофон от станции в дежурке сюда вывел. Такого наслушались за ночь…

– А чего сейчас не слушаете?

– Честно? Зае… – Мой собеседник оглянулся на своих притихших, но вроде немного приободрившихся после нашего появления подчиненных. – Надоело одно и то же… «ОВД Нагатинский Затон – почти весь личный состав либо

погиб, либо дезертировал…», «Пресненский УПМ срочно просит помощи…», «ОВД Северное Медведково – нам звиздец, осталось трое живых, забаррикадировались в помещении дежурной части…» И так всю ночь. Никаких нервов не хватит, чтоб слушать, как там народ умирает.

М-да, как-то сама собой пришла на память рассказанная Дядей Саней история про телефонистку из МОБа. Блин, уж если его, прожженного и видавшего виды мужика проняло, что уж говорить про этих напуганных чуть не до смерти барышень. Но весь мой сначала армейский, а потом и омоновский опыт, вся моя натура просто на дыбы вставали от вида выключенной радиостанции. Будь он моим подчиненным, уже огреб бы по полной программе. Но он и по званию старше, и годами… Словом, помягче нужно.

– Э нет, коллега, на связи сидеть нужно постоянно, мало ли… Андрюха! – кивком указываю я Бурову в сторону отключенного трансивера с микрофоном и маленькой, скорее всего от компьютера взятой колонкой, что стоят на офисном столе, явно вынесенном из какого-то кабинета. – Ты ведь в армейке со связью работал? Разберешься?

– Да как два пальца, – невозмутимо кивает тот.

Андрей «срочку» тарабанил связистом в разведке «войск дяди Васи», уж что-что, а учить там умеют. Что в армии зазубрено – каленым железом из мозгов не выжечь. Так что, если сказал, что сделает, значит – сделает.

– Сами-то, кстати, чего не сбежали? – снова оборачиваюсь я к капитану.

– На чем? – кривит губы в грустной усмешке тот. – На тех двух служебных «четырнадцатых», что во внутреннем дворе остались? Водить-то я один умею. Так что, даже если мы все вшестером в эту коробчонку утрамбуемся – она ж на брюхо сядет. А за воротами эти стоят… Не проползли бы мы через них, увязли бы – и все, привет, пишите письма, шлите посылки… Это вам на «Урале» хорошо – только колеса помыть потом, чтоб не воняло. Только «жигуль» – не «Урал», нам бы точно амбец приснился. Опять же, пока можно было вырваться, мужики из «Рыси» еще тут были. Подозреваю – отнеслись бы без понимания. Да и непонятно, чем вообще дело кончится. Сбежишь, а потом тебе еще и статью впаяют за дезертирство.

Что ж, тоже не лишено здравого смысла. Чем все закончится, пока сказать действительно сложно. Стреляют вокруг практически повсюду. Приглушенная расстоянием автоматно-пистолетная пальба, а изредка и более громкие взрыкивания чего-то явно крупнокалиберного, вроде башенных КПВТ, слышны и со стороны Кремля, и откуда-то из-за Москвы-реки, скорее всего от Старого Арбата, где на Знаменке Генштаб расположен. Да и на Шаболовке постреливают. И это только то, что неподалеку. Дальше стрельба сливается уже в сплошной, не поддающийся локализации гул. Чем черт не шутит, может, и отобьемся. И оказаться в таком случае в роли стрелочника, отвечающего за все, этому немолодому и, судя по кольцу на безымянном пальце, семейному мужику явно не хочется. Уж что-что, а наказывать невиновных и награждать непричастных у нас любят и умеют. Можно сказать, национальная развлекуха.

– Так, ладно, хватит лирики. Давай-ка лучше небольшой обход твоих «владений» учиним, посмотрим, что к чему.

Провести рекогносцировку на местности – это у любого нормального командира всегда первым делом после размещения личного состава. Посмотреть все своими глазами, руками пощупать, рубежи обороны наметить, слабые места в ней определить. А то мало ли. Не слишком-то мне улыбается выяснить, что зомби через забор где-нибудь перелезли и открытую дверь нашли, уже в тот момент, когда они всей толпой в вестибюль нас кушать

заявятся. Но опасения мои оказались напрасными. Все двери были надежно заперты, окна первого этажа изнутри закрыты бронированными ставнями с узкими бойницами, которые с улицы были не видны из-за заслоняющих их легких пластиковых жалюзи. Напоследок, быстренько прикинув график, выставил трех наблюдателей, по одному на каждую из сторон здания, благо, планировка у него проще некуда. Квадрат, он и в Африке квадрат. Уж за фасадом-то мы и сами проследим как-нибудь, а вот фланги и тыл без прикрытия оставлять нельзя. Стены стенами, бронеставни – бронеставнями, а пригляд все равно необходим. Словом, после продолжавшейся почти час инспекции я смог смело сделать однозначный вывод – самое слабое место в нашей обороне – это здоровенные тонированные окна вестибюля, выходящие на Калужскую площадь. Но и эта «слабость» весьма относительная, потому что в этом самом вестибюле сидим мы. Что называется, вооруженные и смертельно опасные. Даже как-то обидно стало, честное слово! Такой опорный пункт, почти что крепость… Хотя, в нынешних условиях – крепость, без всяких «почти» – ограда высокая, стены прочные, окна пуленепробиваемыми щитами прикрыты, своя артезианская скважина, автономное электроснабжение. Для мертвяков, которые не то что стрелять, но даже камни кидать не умеют – неприступная твердыня. И на все это богатство – аж целых двадцать человек гарнизона, из которых пятеро – женщины. Толку от которых, уж будем до конца честными сами с собой, никакого. Если под ногами особо мешаться не будут – и то хорошо.

– Борян! – машет мне рукой сидящий возле радиостанции Буров.

Колонку он, видимо, чтоб не добавлять лишних переживаний женщинам, отключил и теперь вальяжно развалился в большом кожаном кресле на колесиках, нацепив на голову наушники. И креслице-то непростое: натуральная кожа, полированные деревянные подлокотники. Явно из какого-то начальственного кабинета увел, шельма. Когда ж все успел-то? Хотя, судя по тому, что рядом с ним, в почти таком же, ну, может чуть попроще, кресле устроился Солоха, то набег на окрестности они устраивали вместе. А наш хитрый хохол может отыскать что угодно и где угодно. Хоть снег в пустыне, хоть соленое свиное сало посреди мусульманской Чечни. У них, украинцев, это в генокоде прописано, наверное.

– Смотри, – браво рапортует Андрей, – все подключил и настроил, с нашими на Никитском контакт наладил. Там у них тоже полная задница, но пока терпимо. Да вот еще, тут кто-то на связь пару минут назад вышел. Старшего спрашивают.

Вопросительно гляжу на капитана. Понятно… Судя по выражению лица, добровольно брать на себя обязанности «коменданта малиновкинского гарнизона и писарчука по совместительству» ему вообще не в жилу. Абсолютно. Ну что ж, тяжелые времена требуют тяжелых решений. Вздохнув, иду к станции и принимаю у Бурова наушники.

– Алтай-11 на приеме.

– Кто на связи? Представьтесь по всей форме, – резко берет быка за рога неведомый собеседник.

О как! Нет, я, конечно, понимаю: мертвецы восстали и пошли по земле, апокалипсис, конец света и все такое… Но правила радиообмена пока никто не отменял. И, значит, передавать в эфире имена, фамилии, звания и прочую служебную информацию нельзя. Или уже можно?

– А сам-то кто?

Вот подобного мой собеседник точно не ожидал и, похоже, слегка обалдел от моей наглости. В наушнике хрюкнул сдавленный смешок.

– Полковник Гаркуша Олег Степанович, первый отдел Управления «А» ФСБ Российской Федерации. Пойдет? А теперь, с кем я разговариваю?

Блин, говорила мне мама в детстве, что язык мой – враг мой. Вот, в очередной раз убеждаюсь, что с тех пор ничего не изменилось. Снова нарвался. Остается надеяться, что «альфонс»[34] окажется нормальным мужиком, без лишних закидонов. «Альфа» – это вам не увэдэшный подпол. Эти жалобно скулить не будут, сами приложат, если понадобится, так, что пятый угол в избе искать побежишь.