Это настигнет каждого
Шрифт:
Она еще раз повторила свое «Ах», теперь прибавив к нему «Очень приятно». Матье уже стоял рядом. Гари кратко объяснил ситуацию. Все трое прошли в гостиную. Прибывшие даже не сняли с себя пальто.
– Это Матье, - сказал Гари, - мой друг, сын директора пароходства, которому принадлежит мое судно...
Мать Агнеты одобрительно кивнула. Но симпатия к гостю, которую она почувствовала в первый момент, испарилась, как только Гари рассказал немного об обстоятельствах, побудивших его привести с собой Второго. Объяснение, что Матье сейчас оказался практически без денег и потому попросил у него, Гари, разрешения переночевать здесь, побудило женщину изменить свое хорошее впечатление о госте - на мнение прямо противоположное. Она подумала, что Гари лжет. Не может быть, что этот чужак и есть Матье Бренде. Сын миллионера, у которого не нашлось пары крон, чтобы снять номер в отеле, - для нее это было нечто за гранью реальности. Это попросту не укладывалось в ее представления о собственности
Гари истолковал эту фразу как оскорбление Агнеты, как признание в антипатии к ней; о матери он даже не подумал. Он твердо вознамерился убедить Матье в его неправоте. Он надеялся со временем, когда эти двое сойдутся ближе, доказать Матье, что Агнета, несмотря на врожденную или воспитанную в ней женственность (телесную женственность, он так это для себя формулировал), остается человеком, то есть существом, обладающим неким запасом доброй воли и определенным набором физических качеств. Теплая, миловидная плоть; юность, текущая, словно ручей по камням: равноценная (или, скорее, почти равноценная) Ты и Я их мужской дружбы; к Агнете тоже имеет касательство, ее тоже захлестывает со всех сторон дьявольский поток, в котором смешаны продукты гниения и самая что ни на есть голая жизнь. Правда, крыльев у Агнеты нет. На мгновение - он сам не понимал, как такая картина могла возникнуть в его мозгу - Гари увидел стоящего посреди комнаты Матье как птицу, примостившуюся на ветке: птицу наподобие совы, но с поникшими, печальными крыльями. (За крылья он принял полы пальто.) И потом внезапно сова опять превратилась в неприкрашенный образ Матье.
Гари прикрыл глаза рукой, чтобы ничего такого не видеть, и крикнул:
– Это неприлично, что ты хочешь уйти! Ты останешься... Других вариантов нет. Обсуждению подлежит лишь то, как мы распределим спальные места.
Его крик оказал двойное воздействие. Матье сел, еще раз поднялся; освободился от своего пальто, повесив его на спинку стула; уселся окончательно и бесповоротно. Почему он именно в тот момент почувствовал необходимость снять пальто, никто не понял. Что же касается матери - госпожи Ли, - то она поняла следующее: на эту ночь ей придется смириться с присутствием в доме постороннего. Хотя возражений у нее накопилось немало, она не посмела их высказать. Эти возражения, если можно так выразиться, потеряли зубы. Она начала наконец что-то лепетать, объяснять положение дел. Сказала, что ее муж, отец семейства, не должен знать о незваном госте. Нельзя и чтобы гость воспользовался какой-то другой комнатой, кроме спальни Агнеты: потому что в других помещениях его могут ненароком увидеть, мало ли кто. Завтра он должен будет встать очень рано и покинуть дом до возвращения ее мужа. Она, дескать, чувствует угрызения совести, потому что согласилась на нечто неправильное, неподобающее. Она не верит, что нельзя достать денег, чтобы оплатить одну ночь в отеле. Но, как бы то ни было, она заранее предупреждает: гость в любом случае сможет провести в их доме - с ее согласия - только одну ночь.
Она будто себя же уговаривала, склоняя к чему-то, противоречащему ее убеждениям; она показала себя уступчивой и коварной, как сводня, хотя по-прежнему мысленно обвиняла в сводничестве матроса Гари. Но она чувствовала, что не может играть другую роль: теперь, когда жених дочери прикрикнул на нее, сказал свое властное слово, которому подчинилась и она, как до нее - Матье. Она, следовательно, смирилась с тем, чего вообще-то не собиралась разрешать. И вовсе
Она поднялась.
– Мой муж не должен узнать об этом: ни теперь, ни после. Господину Бренде придется встать очень рано и покинуть наш дом... Или тихо сидеть у Агнеты, в запертой комнате, пока Альвид не заснет по-настоящему крепким сном.
Она отправилась на кухню, чтобы сварить кофе.
Матье посмотрел на Гари: тот сидел, высоко подняв голову, добродушный и красивый, как в лучшие свои часы; губы его слегка изогнулись: обветренные, неотразимые. Матье тотчас отвел взгляд, чтобы не изойти тоской. Тут он вспомнил, что и Агнета сидит с ними рядом; что он обязан и ей уделить немного внимания.
Минуты, как всем известно, улетучиваются бесследно. Человек очень часто думает или ощущает такое, что никогда не будет занесено в гроссбухи его сознания. Или он произносит слова, не соответствующие тому ландшафту, который терпеливо выстраивают его мозговые клетки.
– Мы делаем что-то не так, - сказал Матье тихо.
– Мы провоцируем недовольство, а ведь все дело в недоразумении: просто что-то не прояснено до конца...
– Иначе нельзя, - перебила его Агнета, - Я прежде не была с вами лично знакома, Матье (можно вас так называть?.. вы ведь друг моего друга); но вы постоянно присутствовали в рассказах Гари. Ваше имя. И ваши особенности... ваш внешний вид. Я знала, какие у вас глаза, какие губы. Он описывал мне ваши руки... и вашу суть, насколько умел ее выразить. Его восхищение часто вызывало у меня странную реакцию. Ревность... или растерянность... но не желание познакомиться... скорее наоборот... желание с вами не встречаться... решение уклоняться от такой встречи... насколько это зависит от меня. Гари говорил о вас... как о человеке в наивысшем смысле... существе недосягаемом... до которого, из-за его доброты и чужести в этом мире, и дотронуться-то нельзя... которое кажется холодно-отстраняющим, но на самом деле так проявляется его жалость. И вот сегодня я вижу вас: вы беспомощны, вас стесняет такая малость, как недоброжелательность моей матери. Вам стыдно, вы в себе не уверены, не ощущаете своего превосходства... а скорее испытываете страх.
– О чем вы?
– сокрушенно спросил Матье.
– Я очень простой... И вы меня не за того принимаете... Ничем особенным я не выделяюсь. Мое лицо... уж какое ни на есть... глаза... наверное, и мои беспокойные руки... показывают одно: что я не ощущаю себя счастливым, включенным в какой бы то ни было порядок. Я живу без определенного плана... и даже без идей... у меня их почти совсем нет. Может, когда-нибудь я честно признаюсь, что я человек слабохарактерный, со скудной фантазией... практически лишенный витальной субстанции. С другой стороны, я не настолько глуп, чтобы кичиться богатым отцом. Мореплавание, очень может быть, это прекрасное, или великое, или полезное дело. Но я-то к нему никакого отношения не имею. Любой матрос извлечет из него больше жизненных впечатлений, чем я.
– Ну хватит...
– возмутился Гари, - Опять ты разводишь тоску. Мы пришли сюда... чтобы ты познакомился с Агнетой...- Тут он взглянул на нее. Она опустила глаза. Она, казалось, хотела скрыть слезы.
– ...И вдруг получился такой безрадостный вечер.
– Вечер только начинается, - храбро сказала Агнета.
– О каком бы начале ни шла речь, нужно приложить усилия, чтобы его выдержать.
На этом беседа иссякла. Вошла госпожа Ли, с кофе. Она принесла только три чашки.
– Мне все это не нравится, - сказала она, глядя куда-то в пространство, мимо сидящих.
– Я лучше останусь на кухне.
– Мама... Твои опасения неоправданны...- Агнета попыталась как-то разрядить обстановку, что-то поправить; но ей это не удалось. Она сама колебалась, не умея разобраться в собственных мыслях. А ни Гари, ни Матье ее не поддержали. Госпожа Ли - нельзя сказать, что бесшумно - опустила поднос на стол, расставила чашки и быстро вышла из комнаты.
– Она всегда так, - сказал Гари, - приходится с этим мириться.
– Надо бы ее вернуть, - сказал Матье, - она рассердилась или чем-то встревожена. Она не может объяснить себе моего вторжения. Если она не согласится с нами посидеть, нам и друг с другом будет труднее.
Агнета поднялась и вышла. Но вскоре вернулась.
– Она не придет, - сказала, - ее не переубедишь. Она пьет кофе. И в своем упрямстве вполне довольна.
– Именно своим упрямством она и довольна, - прокомментировал Гари.
– Люди испытывают наибольшее счастье, когда берут на себя роль Противника. Поэтому, рассуждая по аналогии, можно предположить, что дьявол - если он есть - счастливейшее из всех созданий.
– Нет его!
– бросил Матье.
– Однако несчастливые создания в любом случае существуют. Я имею в виду насквозь несчастливых. Одиноких или наполовину одиноких...
– сказал Гари.