Это не любовь
Шрифт:
Нет-нет, только не здесь, не сейчас! Он быстро пролистнул.
Однако на следующем снимке его и вовсе накрыло – там она стояла в белом сарафане, коротеньком, сильно выше колен, и ела эскимо. Во рту вмиг пересохло. Возбуждённая кровь забурлила по венам, застучала в ушах.
Он снова вернул первую фотографию, солнечную и невинную, пытаясь успокоиться, стряхнуть нахлынувший морок. Но процесс уже пошёл…
– Кто это? – услышал он внезапно за спиной и чуть не подскочил на месте.
Анварес сглотнул, выждал небольшую паузу, затем честно ответил:
–
– А чем она так интересна? – улыбалась Лариса, но он видел, точнее, чувствовал – улыбка её была неискренней.
Он пожал плечами. Что он мог сказать? Он и сам не знал, чем она его так зацепила. Да, зацепила, и сильно – пора уже было признаться хотя бы себе самому.
– Надеюсь, – всё с той же улыбкой проговорила Лариса, – у тебя с ней нет отношений? Всё-таки на кону твоя карьера.
– Естественно, нет!
– Ты же понимаешь, стоит тебе только оступиться – и всё, чего ты добился, пойдёт прахом. Всё, о чём ты мечтал…
– Ты меня не слышишь? – начал сердиться Анварес. – Я ведь сказал – нет у меня отношений ни с ней, ни ещё с кем-либо, кроме тебя. Её я вообще почти не знаю. Она самая проблемная из моих студентов, прогуливает постоянно. Так что не выдумывай, пожалуйста, всякую ерунду.
– Извини. Просто я волнуюсь за тебя. И не хочу, чтобы у тебя были какие-то проблемы. Мало нам этого завистника Жбанкова, который, по-моему, за каждым твоим шагом следит. Только и ждёт какой-нибудь твоей оплошности.
– Не преувеличивай, – Анварес отвёл глаза – ему сделалось вдруг стыдно.
Он мог говорить Ларисе что угодно и, строго говоря, он ей даже не врал сейчас. Отношений ведь с Аксёновой никаких нет и не будет.
Однако ощущение было именно такое – будто врал, увиливал, будто его застали врасплох, как воришку, с поличным.
Казалось, Лариса видела его мысли насквозь, догадывалась о том, что его терзает уже не первую неделю, но делала вид, что верит – и это угнетало ещё больше.
36
Следующая неделя оказалась богата на события.
Из хорошего – Анварес узнал, что его очередную монографию приняли к публикации в «Вопросах лингвистики и литературоведения» – серьёзное печатное издание ВАК.
Коллеги на кафедре порадовались, кроме, разумеется, Жбанкова.
Толя Жбанков окончил аспирантуру двумя годами раньше Анвареса, но до сих пор не получилось защитить диссертацию. Да и научных публикаций у него было меньше. Поэтому любые успехи своего молодого коллеги воспринимал болезненно. Завидовал, не скрываясь. При каждом удобном случае высказывал, что Анвареса попросту двигает руководство, как своего любимчика. Вот и всё объяснение его «великого потенциала» и прочих успехов.
Отчасти Жбанков был прав – руководство к Анваресу и правда благоволило: каждый год назначали те же дисциплины, часы не урезали, удобно ставили пары, отправляли участвовать в научных конференциях.
Однако всё, что касалось достижений,
Анварес старался с ним просто не связываться. Считал ниже своего достоинства влезать во все эти дрязги.
Впрочем, при нём Жбанков держал мысли при себе – это за глаза он злопыхал и негодовал от вопиющей несправедливости, а в его присутствии – от силы мог хмыкнуть себе под нос.
Лариса утверждала, что за Толей и раньше водилось такое: кляузничать на коллег, чуть что. Все это знают и при нём лишнее не говорят.
И вот теперь, когда Анварес обошёл его по всем фронтам, она всерьёз боялась, что тот непременно придумает какую-нибудь пакость.
«Он и на солнце пятна найдёт, так что будь с ним, пожалуйста, осторожнее. Для него ведь любой твой успех – это как личное оскорбление», – волновалась Лариса.
Но в этот раз случилось и ещё кое-что – накануне, в выходные, арестовали одного из студентов-пятикурсников. Тот даже успел податься в бега, но его поймали в другом городе.
Это событие взбудоражило весь институт. Поговаривали, что взяли парня за сбыт наркотиков и что к этому причастна ещё одна студентка, дочь бывшего губернатора.
– Мне этого Яковлева даже жалко, – вещал на кафедре Толя Жбанков, но в голосе его отчётливо звучал весёлый азарт и ни малейшего намёка на сочувствие. – Он дурак, конечно. Но, говорят, у него там какие-то серьёзные проблемы в семье были. Деньги срочно понадобились. Я его, конечно, не оправдываю. Но разве это справедливо, что отвечать он будет один? Рубцову-то папаша отмазал, а они с Яковлевым, между прочим, на пару действовали. И если тот ввязался в это не от хорошей жизни, то она... ну, сами понимаете, обычная, испорченная, пресыщенная мажорка.
– Зачем ей это, если она и так не бедствует? – пожала плечами аспирантка Таня.
– Так она сама употребляет, разве непонятно?
Анварес перебирал за столом бумаги, готовясь к лекции у «журналистов» и слова Жбанкова пропускал мимо ушей. Но тут его кольнуло. Тотчас вспомнил эту Рубцову из двести пятой группы. Алёна, кажется. Это с ней Аксёнова демонстративно ушла с прошлого семинара, и он решил, что они подруги.
– А вы, как всегда, в курсе всех последних сплетен, то есть новостей, – усмехнулась Эльвира Марковна, завкафедрой.
– Да нет, – благодушно возразил Жбанков. – В деканате сегодня был. Слышал, как там Изольда выступала в защиту этого наркодилера. Я-то ни у Яковлева, ни у Рубцовой даже не веду. А Захарова обоих знает, как я понял. Да и в курилке студенты болтали.
37
Слова Жбанкова неожиданно озадачили Анвареса. Даже, скорее, не на шутку встревожили.
Неужели Рубцова правда употребляет? По ней не скажешь. Вроде хорошая, скромная, приятная девушка, но много он понимает в наркоманах. Он их и не встречал никогда, наверное.