Это они, Господи…
Шрифт:
Но — вышел поэт, побрякивая медалями да орденами, из комы, слава Богу, покинул реанимацию, и, как сказано уже, скоро отметит 85-летие, Медведея ему уже второй антисоветский орден приготовил.
Есть у него ещё стишок «Смена» — о происшедшей в стране контрреволюции, тоже — аллегорический, непрозрачный, в сущности — ребус, рассчитанный на единоверцев:
Честно и смело, КончивКто же именно эти честные смельчаки первой смены? Не эти ли — Горбачёв и Ельцин, Гайдар и Чубайс, Черномырдин и Козырев, Березовский и Гусинский? Похоже, что так.
Дальше:
Нынче впервые В первый свой (?) ряд Вышли вторые Как на парад…Кто? Дерзнём и здесь предположить: Кудрин да Фурсенко, Зурабов да Христенко, Абрамович да Ходоркович… Но какой же «парад»? Трудятся в поте лица, копая могилу родине.
Надо сказать, что Ваншенкин вообще осмотрителен, осторожен, как стрекоза. Ведь он, между прочим, не подписал коллективное письмо в «Известиях» 5 октября 1993 года, вошедшее в биографии 42 писателей-подписантов как несмываемое пятно под названием «Раздавите гадину!» (о нём мы ещё вспомним). А ведь там — все его дружки-приятели и, надо думать, уговаривали. Ну, разве что не был в Москве тогда. А младший-то собрат Андрюшенька подписал…
У этого младшего немало разного рода «перекличек» и с другими авторами, он частенько просто повторяет их, пересказывает «своими словами», а то и просто цитирует без кавычек. Тут, увы, не всё благополучно. Например:
Я хочу и болей и радостей, Я хочу свою жизнь прожить Не вполсердца, не труся, не крадучись. Я взахлёб её буду пить…Похвально, пей. Однако же Пушкин сказал лучше:
Но не хочу, о друга, умирать. Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать…А вот:
Всё должно быть прекрасно в людях…Да это же усеченный Чехов: «В человеке всё должно быть прекрасно: и мысли, и лицо, и одежда».
Не забыты и старшие современники. Пастернак писал о море:
Приедается всё, лишь тебе не дано примелькаться…А Дементьев хочет сказать нечто подобное о небе, но вот что получилось:
Всё на земле повторимо, Лишь небо нельзя повторить…Во-первых, странная мысль — повторить небо. А зачем? Одного мало? Но если всё-таки неизвестным способом изготовить второе небо, допустим, из крашенной жести, то где его поместить? Куда девать? Что с ним делать? Конечно, в известном смысле что-то и повторимо. Так, Дементьев дублирует Ваншенкина, который еще в 1956 году утверждал: «Всё опять повторится сначала». Но он имел в виду далеко не всё, а — женитьбу, детей, внуков, у которых тоже могут быть дети, внуки и т. д… А попробуй повторить хотя бы вчерашний день. Разумеется, как и вчера ты можешь проснуться,
Но и это правильно лишь в высшем философском смысле и только отчасти, ибо кое-что новое появляется постоянно, например, — одна за одной сорок книг Андрея Дементьева.
Шествуя по чужим тропинкам дальше, встречаем у Александра Прокофьева строки, ставшие замечательной песней:
Чтоб дружбу товарищ Пронёс по волнам, Мы хлеба горбушку — И ту пополам…А у Дементьева читаем:
Можно хлеба краюху Делить пополам…Можно, конечно, можно. Однако не следует есть чужую краюху и жить за чужой счёт.
Ярослав Смеляков написал когда-то прекрасное стихотворение о женщинах, работающих лопатами у железнодорожного пути. И у Дементьева — о том же самом. И что же? Гвоздит прораба, который «здесь вроде витязя», да какое-то неведомое безымянное начальство. Смеляков же не ищет виноватых где-то:
А я бочком и виновато, и спотыкаясь на ходу, сквозь эти женские лопаты, как сквозь шпицрутены, иду.В первом случае — профессиональная привычка комсомольского вождя к обличительным речам, навык прятаться за чужую спину, во втором — честная поэзия личной ответственности на родной земле за всё.
Обилие таких «перекличек» и заимствований делают Дементьева похожим на торговца осетриной второй свежести.
Но поэт занимается не только этим. Он ещё страшно любит ходить в гости к знаменитым собратьям. Как Чичиков. Как Винни Пух с Пятачком. Помните?
Кто ходит в гости по утрам, Тот поступает мудро!И вот —
Я приехал в гости в Тютчеву…Потом заваливается к Пушкину, Лермонтову, Толстому…И так вплоть до Мандельштама. Ну как только не страшно! Даже если ограничился бы визитом только к Осипу Эмильевичу. Ведь тот наверняка сказал бы:
— Андрей Дмитриевич, вы написали:
Господь одарил Мандельштама Талантом влиять на слова…— Что вы имеете в виду? Назовите хоть одно слово, на которое я повлиял. И что с ним стало? Голубчик, совсем не то: я пытался влиять не на слова, а на людей — словами.
А вы ещё пишете, будто при этом я хотел,
Чтоб скучные млели от шарма, А злые теряли права.Кто это — скучные и злые? Откуда вы их взяли? Соседи по квартире? Ваш сосед в Безбожном не Феликс Кузнецов? А что ещё за шарм? Вы хоть понимаете, что означает это слово? Почему от него млеют и именно скучные? А какие права почему-то теряют из-за этого шарма злые — избирательные, родительские, водительские?
— В таком духе у вас и дальше: