Это они, Господи…
Шрифт:
— Какую речь? Чью? Товарища Сталина, что ли?
….Где даже нежданная драма Старалась надежду сберечь.— Вы можете объяснить, что означает этот словесный конгломерат?
И рушился мир Мандельштама Сквозь боль и растерянный взгляд.— Так-таки
Я не исключаю такого разговора с таким финалом. Но уверен, что это ничуть не смутило бы гостя, и он тут же помчался бы, допустим, к Фету.
— Да, — сказал бы Афанасий Афанасьевич, — прочитал я четыре полосы ваших стихов в «Литературке» за недолгое время. Отменно!.. А вы, между прочим, не из дворян?
Это пунктик Афанасия Афанасьевича. Его отец А. П. Шеншин, дворянин, женился за границей на католичке Каролине Фет, православный обряд венчания не был исполнен, и потому в России брак и родившегося сына не признали законными. Поэт долгие годы потратил на то, чтобы стать Шеншиным и дворянином. А когда, наконец, стал, Тургенев усмехнулся: «Ну вот, у вас было имя — Фет, а теперь вместо него вы получили фамилию Шеншин». Радуйся, мол…
Дементьев был бы удивлен вопросом и ответил бы стихами:
Теперь все хвалятся дворянством. Мой предок был из крепостных!— Если из крепостных, то почему так плохо русский язык знаете? — спросил бы Фет. — Ведь гены должны тут подсказывать и на язык работать, а они у вас, как мне сказали, почему-то работают на Израиль.
Дементьев оторопел:
— Я плохо знаю русский язык?! Да известно ли вам, сколько у меня орденов и премий за стихи? Что ж, они написаны плохим языком?
— Вы без конца пишете о любви. — сказал Фет. — Мы, классики, тоже писали о ней много. Но как! Например:
Шепот… робкое дыханье… трели соловья… Какое счастье! Ночь и мы одни…А вы как?
Я с любовью навеки повенчан… Велик запас моей любви…Сказали бы еще «велик ресурс». В другом вашем стихотворении я прочитал:
Золотого запаса Мне время не намыло…Вон о чём ваша печаль — о золотом запасе! Коллега Маяковский писал:
Мне и рубля не накопили строчки…Подумайте только: он о рубле, а вы — о золотом запасе, как Государственный банк. А у Маяковского дальше так:
И кроме свежестиранной сорочки, Скажу по совести, мне ничего не надо.Вот — истинный поэт! А вы тоскуете о персональном золотом запасе. Вам бы еще наш Стабилизационный фонд получить из Америки, если отдадут. Стыдно, батенька. Стыдно!..
А представьте себе Дементьева в гостях у Пушкина. Тот наверняка сказал бы:
— Я когда-то писал о своём Михайловском:
Приветствую тебя, пустынный уголок, Приют спокойствия, трудов и вдохновенья, Где льётся дней моих невидимый поток На лоне счастья и забвенья…А что у вас читаю на эту же тему, месье?
Очень я люблю свою квартиру — Шесть окон, цветы, портрет жены… Очень я люблю свою квартиру, Где уют — превыше всех богатств… Очень я люблю свою квартиру, Где встречаю праздники и труд. Мне с квартирой сильно подфартило, Потому что(!) я люблю уют.— Отменно! Но, черт подери, известный мне коллега Бушин тоже любит уют, однако, ему, как и многим, подфартило гораздо меньше, чем комсомольским активистам: получил 35 жилых метров на троих-четверых за свои трудовые…
— Пожалуй, приведённое стихотворение — одно из наиболее характерных для вас. В частности, и потому, что на первом месте — праздники, а уж потом труд. А у меня-то наоборот: сперва труд, потом — отдохновенье. Как в народе-о говорят? Делу — время, потехе — час. А вы какой-то антинародный.
— Теперь уже в давние годы была пародия, кажется, Александра Архангельского на Иосифа Уткина:
Я люблю свою жену И гитарную струну, Папу, маму, тётю, ну, И Советскую страну.А ведь у вас не только страны, но и жены нет, а только её портрет да окна в трёх-или четырёхкомнатной квартире. Поставьте-ка это рядом с другим знаменитым портретом:
О подвигах, о доблести, о славе Я забывал на горестной земле, Когда передо мной в простой оправе Твоё лицо сияло на столе…— Вы можете представить здесь упоминание о количестве окон или о метраже квартиры?
— А это что такое, месье:
Поэзия превыше суеты…Верно. Только ведь я ещё когда сказал:
Служенье муз не терпит суеты….С тех пор это стало общим местом. А вы и дальше в той же манере прихватизации:
Поэзия с небес нисходит в души. Она — то «гений чистой красоты», То отзвук бед…Ну, сколько можно мурыжить моего «гения красоты»! Да и не мой он, я и сам-то позаимствовал его у Василия Андреевича. Ну, один-то разочек по дружбе можно было…
— Банальностей у вас невпроворот! Кроме моих, тут и замусоленные строки то Лермонтова об «одиноком парусе», то Тютчева о России, уме и аршине; тут и заезженная «дорога в храм», по которой, мол, непременно приведёт к счастью; и эксгумированный ныне Нострадамус; и вдруг нахлынувшие в русскую поэзию обитатели небес — сам Создатель, и Христос, и бесчисленные ангелы порхают, машут крылышками… Но сколько бы вы ни воспевали небесах, месье, всё равно видно же, что в прошлом вы были замзавотделом агитации и пропаганды ЦК комсомола и, конечно, занимались там антирелигиозной пропагандой.