Это все о Боге История мусульманина атеиста иудея христианина
Шрифт:
«Тонкие места» — точки остановки, где мы, по крайней мере, на какое–то мгновение окружены тем, что лежит за порогом мира, доступного восприятию нашими пятью чувствами. Подобные впечатления подкрепляют наши надежды и ассоциируются с нашими убеждениями. Два мира становятся единым целым.
Частица вечности в наших сердцах
Мудрец в книге Екклесиаста говорит, что Бог «вложил вечность в сердце» людей [11] [12] . Это значит, что мы хотим жить не просто вечно, а придать вечный характер жизни прямо
11
Екк. 3:11.
12
В Синодальном переводе: «вложил мир в сердце их». — Прим. пер.
Некто или Нечто вложил эту частицу вечности в наш внутренний мир. Край этой божественной занозы впивается в наши смертные ткани. Неудивительно, что каждый поворот жизни ранит нас. Мы существуем, но хотим большего. Иногда это желание ощущается как тупая боль, иногда — как резкая и острая, когда заноза проникает в плоть.
Так Бог благословляет нас. Мы обращаем внимание на ту часть тела, в которой ощущается боль. Мы поминутно разглядываем ее. Мы щупаем ее, моем, охлаждаем, согреваем, чешем, подсасываем, покусываем, оставляем ее в покое. Мы пытаемся забыть о ней. Но тщетно.
Жизнь — настолько грандиозный дар, что мы неизбежно начинаем стремиться к большему, нас влечет Некто или Нечто, от кого мы получили этот дар.
Зачастую эта заноза ощущается не как присутствие Бога, а как его отсутствие.
Всем нам случалось смотреть по телевизору какое–нибудь из вездесущих «реалити шоу». «Люди устали от виртуального, — твердят представители СМИ, — потому и жаждут реальности». Года два назад одна телесеть предложила нашей семье принять участие в таком шоу, по условиям которого две семьи на некоторое время должны были поменяться одним из членов. Продюсеры сочли, что присутствие семьи священнослужителя оживит шоу. Предложение подкрепили обещанием 50 тысяч долларов в случае согласия.
Все это прозвучало заманчиво. А затем началась подготовительная работа. Для окончательного отбора от нас требовалось предоставить для шоу срез нашей реальности — снять домашнее видео с таким расчетом, чтобы «интересно преподнести нашу повседневную жизнь». Список требований к видеоматериалам занимал две страницы. Нас просили быть не такими, какие мы есть на самом деле, а стать подчеркнуто привлекательной версией самих себя. Несмотря на все уверения телевизионщиков в обратном, реальность их не интересовала. Да, мы не были актерами, которым платят за работу, тем не менее нас просили сыграть роли. Мы должны были играть самих себя.
Вместо того чтобы подводить нас ближе к тайне нашей жизни, «реальное телевидение» скрывает ее. Нашу семью попросили не снимать скучных, беспорядочных и небогатых событиями сторон нашей повседневной жизни. От нас потребовали утаивать подобные банальности и вместо этого старательно преподносить наше самое интересное «Я». А между тем сама тайна жизни скрыта в обыденности, в ее утомительности, повторяемости, временном характере, непоследовательности. Мы с женой отклонили предложение и вернулись к нашей работе, стирке и оплате счетов.
Поскольку подобные шоу утаивают реальность от зрителей, они вполне могут быть одним из многочисленных средств, которыми мы притупляем боль, вызванную этой занозой, осколком вечности, и тем фактом, что человеческая жизнь сама по себе является просто чередой проходящих дней. В боли человеческих несчастий и страданий нет ничего гламурного. Совсем напротив: боль, которую причиняет нам «вечность», ощущается как отсутствие Бога. А мучительнее отсутствия Бога не может быть ничего.
Но жизнь, которая носит вечный характер, всегда начинается именно там — в жизни как она есть. Мы ощущаем эту боль как раз потому, что Дар существует здесь и сейчас, среди нас. Таким образом, боль божественного отсутствия становится знаком божественного присутствия. Не в том, что происходит «на камеру», а в текстурах, звуках, голосах, событиях, отношениях и переживаниях обыденности угадывается Бог.
Бог есть.
Если он не здесь, то где же? Если не сейчас, то когда? «Реальность, какова она на самом деле» Иисус назвал бы «царством Божьим» и повторял бы: «Оно уже рядом. Оно здесь». Всю свою жизнь мы проводим на границе между двумя мирами: с одной стороны — целостный мир в том виде, какой он есть, с другой — упрощенный мир, воспринимаемый пятью чувствами.
А каждая жизнь — это «тонкое место» между ними.
Что придаст нашей жизни смысл
Поклонение кумирам чуждо иудаизму. Заповедь Божья гласит: «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли». Следовательно, ничто не может быть «бе–целем Элохим» — образом и подобием Бога. Ничто и никто. Вместе с тем иудаизм (и Библия) учит, что в мире есть нечто, сотворенное по образу и подобию Бога. Это не храм, не дерево, не статуя и не звезда. Единственный символ Бога — человек, каждый мужчина и каждая женщина [13] .
13
Авраам Иегошуа Хешель, «Между Богом и человеком: толкование иудаизма» (Abraham Joshua Heschel, Between God and Man: An Interpretation of Judaism, Fritz A. Rothschild, ed. N.Y.: Free Press, 1959), с 234.
Бог сказал: «Я создал мужчину и женщину по моему целем» (образу).
Это учение имеет многочисленные и многозначительные подтексты, главный из них заключается в том, что в каждой из наших жизненных историй является Бог. И прекрасные истории, и те, которыми мы ни с кем не делимся, вносят свой знак восклицания в вопли, обращенные к небесам нами, живущими на земле. Независимо от своих идеологических и религиозных убеждений, все мы живем надеждой, что вместе все наши истории в итоге сплетутся в гобелен любви и смысла.
Библия говорит, что с человечеством все идет отнюдь не так гладко. Что–то разладилось. Что–то сломалось. Но рядом всегда та же благодать, которая создала нас и способна восстановить. Иудеи сказали бы, что, следовательно, восстанавливающее откровение Бога человечеству зависит от нас с вами, от наших рассказов о сохранении и восстановлении. Бог предпочел поместить свою истину и красоту в нас! Иудаизм учит, что невозможно познать Бога, не познав человека, и познать человека, не познав Бога. Вот почему иудеи утверждают, что самый верный путь к познанию — истории, притчи, а не информация. Ни один факт не в состоянии говорить сам за себя. Каждая истина зависит от истории, от контекста, а каждое богословское учение представляет собой биографию.