Это я, Эдик
Шрифт:
Особенно бесила музыка, доносящаяся из такого же отвратительного муз-центра, что и в 12-м номере. Она и так бесконечно обрыдла во время репетиций и записей бесчисленных ремиксов. Слушать ее добровольно? В раздражении я пнул по аппарату и с грохотом обрушил его на пол. Визгливые вопли и запилы наконец прекратились.
Постер с «Хумаем» тоже был отвратителен, на нем я-1 вышел совсем не так сатанински, как рассчитывал. А продюсер, сволочь, утвердил именно этот кадр. Я сорвал плакат со стены и разодрал его на клочки.
– Каждый продам за тысячу, – услышал я
Его счастливая подруга хихикнула. Я оглянулся на пару идиотов и увидел, как девка выцеживает из задницы мою сперму, тщательно собирая ее на пустую упаковку из-под таблеток.
– Точно, меджнуны!
Я еще раз пнул разбитый муз-центр и выскочил из комнаты. Мозги кипели от обиды и непонимания. Отчаянно хотелось закинуться хоть какой-нибудь стоящей дурью, и в то же время не той, что осталась в комнате 3. Судя по упаковке, там пробавлялись очевидной психоделической дрянью. А такие таблы я не терпел – кайфа никакого, а дряни полная башка.
Повлиять на действия растерянного Танка мне-1 никак не удавалось. Хоть бы один раз он попробовал подумать что-нибудь связное! Глядишь, и получилось бы вступить с ним в контакт.
– Где вы все? – что есть силы завопил я.
– Господин Кулешов, я могу помочь вам? – после паузы спросили снизу.
– Ты кто?
– Я владелец этого отеля!
Я скатился по лестнице и последовал приглашающему жесту шейха, что (вроде бы) выдал мне ключ от какой-то из комнат. Может быть, он сумеет объяснить, как я тут очутился и где моя команда?
(Напоминаю, что события изложены с точки зрения я-2. – Прим. Танка. И так понятно! – Прим. ред.)
– Это большая честь для моего скромного заведения – приветить такого известного музыканта.
Шейх сложил ладони и приказал девчонке лет пятнадцати, которая таращилась на меня с открытым ртом, притащить еду и чай. Несмотря на характер заведения, девица (видимо, дочь или внучка этого правоверного) была одета весьма скромно – в длинную «азиатскую» тунику из жаккардовой ткани с воротником-стойкой и высокими боковыми разрезами. Примерно в таких щеголяют на сцене девушки из подпевки «Хумая». Как разойдутся, давай туники задирать – а под ними широкие штаны! Толпа фигеет, когда кто-то махнет ногой и покажется лодыжка.
– Отец, что я тут делаю?
Это было невежливо, так начинать разговор, но проклятый вопрос не давал мне покоя.
Девчонка приволокла поднос с угощением, и я был вынужден усесться на продавленный диван. Шейх устроился напротив, в кресле, и знаком позволил дочери (или внучке) остаться – и она во все глаза уставилась мне в рожу, будто я был инопланетянином. Чай по пиалам она разлила чуть ли не вслепую.
– Мое имя – Якуб, а это моя внучка Энже… – не выказав и тени недовольства, сообщил хозяин. – Ты разыскиваешь некую женщину прекрасной наружности. Похоже, это твоя возлюбленная, ишан Эдуард?
– Какую еще женщину?
– Ее голограмма в кармане твоей куртки, – удивился шейх.
Я пошарил в указанном месте и вытащил снимок Натальи (я-2,
– И что? Впервые вижу эту подругу.
Якуб сочувственно покачал головой и ничего не ответил, а его внучка вдруг выпалила:
– Я ее видела!
– Энже! – рассердился правоверный.
Я потер лоб ладонью, но добился только того, что в черепе добавилось пустоты. Сейчас у меня должна быть репетиция! Или мы ехали на концерт в другой город, и меня забыли в этом грязном караван-сарае? Что вообще происходит? «Надо срочно связаться с ребятами и выяснить!» – осенило меня. Шайтан, где мой дабир?
– Дабир потерял, – растерянно пробормотал я.
Чай был по-своему хорош – я так давно не пил ничего натурального, что даже потребность чем-нибудь закинуться заметно притухла. Рахат-лукум, правда, особыми достоинствами не отличался.
– Но я правда видела эту девушку, – упрямо сказала Энже.
– Господину Кулешову уже неинтересно об этом говорить, – с нажимом проговорил Якуб. – Принеси-ка, девочка, свою магнитолу и станцуй.
Энже разом забыла обо все другом и метнулась в свою комнатушку. Через десять секунд она уже установила аппарат на полу, рядом с розеткой, и нажала кнопку воспроизведения. Зазвучала эмпешка с моей самой знаменитой песней «Мирадж»! У меня даже зубы свело от ужаса, но я стиснул их изо всех сил и ничем не выдал отвращения.
Хвала Аллаху, Энже молнией выскочила на середину этой крошечной комнаты и принялась плавно кружиться, поднимая поочередно руки и поводя бедрами – очень похоже на то, как танцевали девки в клипе. А может быть, даже в чем-то лучше. Во всяком случае, ее танец примирил меня с опостылевшими звуками, к тому же искаженными дешевой магнитолой.
Старый ишан прихлопывал в ладоши и лучился благоговением.
Напоследок Энже обволокла меня ручонками и туникой и замерла в вычурной позе.
– Богоугодная музыка, – одобрительно молвил Якуб.
– А меня от нее уже давно тошнит, – пожаловался я. – Жуткий попсовый трэш.
Девчонка с дедом в недоумении замахали руками и вновь принялись потчевать меня фруктами и чаем.
Эх, что я тут делаю? Где менеджер, музыканты, группиз и прочий человеческий хлам – осветители, режиссеры и еще хрен знает кто? Или меня накачали наркотиками и выбросили из «Хумая»? Эта ужасная догадка обожгла мозг, словно тройная доза дитрана.
– Где мой дабир? – вскинулся я. – Мне нужно позвонить!
– Принеси из двенадцатого, – кивнул шейх внучке.
Пока она бегала наверх, мне пришлось нервно подписать десятки постеров, вырванных их кучи дешевых бумажных журналов. Рука двигалась автоматически, выводя фамилию скорописным почерком «рика».
Наконец Энже принесла дабир, и я с ужасом уставился на древнее устройство с незнакомой периферией, но без серебряного калама.
– Что это?
– Твой дабир, уважаемый, – удивился Якуб.
– Не может быть!
– Он был с тобой, когда ты вошел в мой караван-сарай. А где калам? – накинулся он на внучку.