Этот добрый жестокий мир (сборник)
Шрифт:
— Ваше имя, возраст, семейное положение, род занятий.
— Клим Платов. Сорок восемь лет, холост, бездетен, пилот межпланетных космических судов.
Селекционер программы «Прорыв» укоризненно покачал головой.
— Ваш поступок заслуживает всяческого уважения, навигатор. Но и удивления тоже. Именно по этой причине мы решили пригласить вас на собеседование. У вас неприятности? Вы чувствуете себя нездоровым? Возможно, вам нужна помощь?
Клим скривил губы.
— Я в порядке и абсолютно здоров, в том числе ментально.
— Тогда
— Я счел это своим долгом. Со мной у добровольцев будет больше шансов.
Селекционер поднялся.
— Полноте, навигатор, — сказал он. — Пилотов вашего класса считаные единицы, вы понадобитесь при доставке колонистских клиперов к входу в тоннель, и вам об этом известно. Не стоит рваться в герои там, где героизм ни к чему.
— Не надо читать мне морали, коллега, — резко бросил Клим. — Вы отказываете мне?
— Отказываю.
— Могу я узнать, по какой причине?
Лицо селекционера приняло официальное выражение.
— Вы не проходите по возрастному критерию, соискатель. Можете быть свободны.
— Еще полчаса…
Карлос обернулся к миниатюрной кареглазой шатенке в соседнем кресле.
— Что вы сказали?
— Нам осталось жить всего полчаса.
Карлос вгляделся. Эстель Кампан, вспомнил он имя соседки. Он еще удивлялся, как такую бледную, тонкую в кости, прихрамывающую замухрышку зачислили в добровольцы. Она выделялась в их двадцатке, словно утица с перебитым крылом в стае гордых и сильных птиц.
Карлоса внезапно заколотило, ему стало страшно. Что за черт, ошеломленно подумал он. Последние недели он упорно готовил себя к тому, что им предстоит, и был уверен, что страх в себе изжил. Усилием воли Карлос унял дрожь. За нее, понял вдруг он. Ему страшно не за себя, а за эту едва знакомую малахольную замухрышку с тонкими пальцами, длинным носом с горбинкой и беззащитными карими глазами. Губы ее беззвучно зашевелились, и Карлос сообразил, что она, по всей видимости, молится перед смертью.
— Не бойтесь, — Карлос поспешно накрыл лопатообразной черной ладонью узкое запястье соседки. — Все будет хорошо, вот увидите. Жаль, что я ни в бога, ни в черта не верю, а то тоже помолился бы с вами.
— Что вы, я не молилась, — девушка вдруг улыбнулась уголками губ. — Я читала стихи. Хотите, и вам почитаю?
— Стихи? — Карлос опешил. За исключением рифмованных детских считалок, никаких стихов ему слышать не доводилось. — Да-да, конечно, хочу, — выпалил он. — Почитайте, пожа…
— Внимание! — не дал закончить фразу зычный голос из динамиков. — Говорит первый пилот Клим Платов. Через двадцать пять минут клипер начнет погружение в тоннель.
Шатенка подалась к Карлосу, тот облапил ее за плечи, притянул к себе и, неуклюже перебирая толстыми пальцами каштановые пряди, забормотал что-то успокаивающее и бессвязное. Он не слушал, о чем говорит первый пилот, это стало уже не важно, а важно стало приласкать, успокоить, передать этой пигалице свою силу, свое бесстрашие, и важнее этого ничего сейчас для Карлоса не было, включая
— Все, — второй пилот расстегнул ремни и принялся выбираться из кресла. — У нас есть пятнадцать минут. Надо торопиться. Уходим.
Клим, уперев взгляд в панель управления, молчал. Пятнадцать минут. Пять, чтобы добраться от рубки до пришвартованного к левому борту катера. И еще десять — отдалиться на безопасное расстояние.
— Навигатор, — затряс за плечо штурман.
Клим повернул голову.
— Уходите, — глухо сказал он. — Я остаюсь.
— Что-о-о?!
— Я остаюсь! — с ожесточением повторил Клим. — Уходите, оба! Быстро, ну! Это приказ.
Меня зовут Бонита Машадо, мне восемь лет. У меня есть шесть мам, четырнадцать пап и дедушка Клим. Еще у меня есть восемьсот двадцать девять старших братьев и сестер, а я очень счастливая, потому что особенная. Моих братьев и сестер родил большой черный ящик, который называется генетический сейф, а меня родила мама Эстель через два года после того, как сюда прилетела.
Мы живем на большущей поляне у реки, а вокруг нас лес, в который ходить нельзя, пока мы не станем взрослыми. Это потому, что в лесу живут звери, и некоторые из них опасны, но на поляну они выходить из леса боятся.
Мои мамы, папы и дедушка очень устают, потому что нас восемьсот тридцать, а их всего двадцать один. Но скоро мы подрастем и станем им помогать, и они уставать перестанут.
Наш мир называется Надежда, потому что на нас надеются люди, оставшиеся жить в другом мире под названием Земля. Они надеются, что мы подрастем и выручим их, потому что в мире Земля много зла, а у нас наоборот. Поэтому они присылают всякую всячину, которая сваливается к нам с неба и которая нужна, чтобы мы выучились всему и начали их выручать.
Как мы будем выручать, я не знаю, и мои братья и сестры не знают тоже, зато знает папа Карлос, большой, сильный и очень умный.
Вчера папа Карлос и мама Эстель стали спорить, почему лететь сюда выбрали их, а не других людей. Потом пришли дедушка Клим, папа Хафиз и папа Альберт и тоже начали спорить. Я слушала, и мне было очень смешно, потому что взрослые иногда бывают глупее детей, даже папа Карлос. Я-то знаю, почему выбрали их, а не кого-то еще, об этом написано в книжках, которые я читаю.
Люди бывают злые и добрые. Злых людей много, а добрых очень-очень мало. Мои мамы, папы и дедушка Клим — они все добрые. Понимаете, добрые! Других таких нет!
ЮЛИАНА ЛЕБЕДИНСКАЯ
ЧТО СНИТСЯ БЛЭКУ?
Я болен. И болезнь моя почти неисцелима. Это «почти» манит надеждой. И меня, и Станиславу…
А начиналось все теплым летним вечером.
Станислава — моя Замечательная — устало хлопнула дверью и, сбросив с ног ерунду на каблуках, рухнула на диван. Снова целый день на работе маялась! Ох уж эти Замечательные…