Этот добрый жестокий мир (сборник)

Дяченко Марина и Сергей

— Вот уж не думала, что у нее с кем-то могут быть нормальные отношения. А ты — молодец. За два года сделала то, что мне не удалось за двадцать. Теперь бы дожать старуху!

Да не старуха она. И… что значит «дожать»?

— Не притворяйся дурочкой! Она квартиру на тебя собирается отписывать?

«Так вот зачем мы пожаловали! Перья неощипанной вороны делить…»

— Мама, я не хочу об этом говорить сейчас. Голова болит!

Еще бы ей не заболеть. Устраиваюсь у ног Замечательной, мурчу. «Котохвост муркотливый», — говорит Стася и чешет за ухом. А я вовсе и не лащусь, я туман

разгоняю. Не хочет уходить, мерзость такая. Цепляется за жемчужные капли. Что с тобой, Станислава? Раньше ты так просто мареву не давалась. Даже когда тебя увезли с этим… как его? Аппендицитом! Даже когда у нас еще не было своего жилища и мы ютились по временным. Ох и веселые были деньки!

Фух, разогнал вроде…

— Тьфу ты! Лук сгорел!

«Да неужели? И кто же его спалил?»

— Что? — вздрагивает Станислава. — Ай, не страшно!

— Нет ничего омерзительнее сгоревшего лука! — мамаша скривилась, будто ее пес лишайный в нос лизнул, и выскочила из кухни.

И прекрасно. Стася хоть поест спокойно.

— Мама, уже поздно, давай спать ложиться.

— Я же кино смотрю! И я не виновата, что здесь только одна комната!

— Телевизор можно перенести на кухню…

— Значит, я должна сидеть на кухне? Спасибо за гостеприимство, доченька!

Вздыхает Стаська. Хочет что-то ответить (ну же, Стася, я ведь знаю, как ты умеешь отвечать, если надо!), но осекается. Морщится от головной боли. Придется дело в свои лапы брать. Закрываю глаза, нащупываю невидимые нити — не туманные, и даже не человеческие, другие. Вообще-то не положено нам, кошачьим, в рукотворную технику лезть, но… Вот, вот, сейчас… Ай, колется! Уфффр! Получилось! Побежала серая рябь по голубому экрану. Прости, Стася, но ящик раздора придется в ремонт нести. Иного способа разрешить ваш спор я не вижу.

— Что за… Станислава, что это?! — Мамаша, едва не плача, прыгает вокруг телевизора, жмет кнопки — все подряд.

М-ня, бедный ящик — мадам Болото сейчас закончит начатое мною.

— Не знаю. Завтра разберемся, давай спать, — и к стенке отвернулась.

Молодец, Стаська!

Потухла рябь на экране. Не утихает другая — на водной глади. И клубится над ней туман.

Эх, выбил меня из сил ваш телевизор.

Ладно, сейчас посмотрим, что можно сделать.

Мур, мур, муррр!..

Заснули мама с дочкой, а мне не спится. Укладываюсь на полу между диваном и креслом, между Станиславой и Викторией. Мурк! Мать и дочь всегда связаны. Вот он, мост драгоценный, незаметный двуногим. Итак…

Уехал Алексей Кшестанчик с невестой в ее городок, так и недоучившись. Виктория ака-де-ми-че-ский отпуск взяла, потом восстановилась на. заочном, а Лешка работать пошел, дабы семью новую прокормить. Хорошо моим братьям-котам — поймал воробья, принес… Ой, отвлекся.

Любил Алексей дочку, а вот Виктории от нее радости немного.

— Орет! Ну чего она орет все время, господи, я же не могу над конспектом сосредоточиться!

— Прекрати

ныть, не видишь, я с подругой разговариваю! Не так уж ты и замерзла. Не расклеишься под дождем.

— Что значит «не могу идти в школу»? Какая температура? У тебя же контрольная сегодня! Алексей, скажи что-нибудь. Что значит «пусть остается дома»?!

— Новые туфли купить? Ты еще те не доносила! Леша, запишись, ты ее слишком балуешь!

— Что ты опять разбила в школе, дрянь безрукая? Кто гнался? Об учебе думать надо, а не с мальчишками наперегонки бегать! Пусть отец идет с директором общаться…

— Это все из-за тебя! Из-за тебя умер отец! Ты его доводила своими выходками, пока у него сердце не сдало. Всю жизнь мне испортила!

— Что ты сделала? В какую газету? А доучиваться кто будет? Ну и ходи с бакалавром, недоучка!

— В столицу собралась? Мать бросаешь, значит? Что ж, едь-едь! Только с этой минуты — нет у тебя матери!

Собирает Станислава вещи, а над ней клубится туман, цепляется за водную гладь. Такой же шесть лет назад окутывал Алексея Кшестанчика. Такой же, только в разы гуще и темнее, не отступает ни на шаг от Виктории. Не отступает. Готовясь вот-вот превратиться в болото…

М-ня, и как Стаська после всего этого сохранила свое серебро, свою гладь водную? Почувствовала вовремя, что нельзя с мамочкой оставаться. А что до тумана — двуногие могут и самостоятельно его сбросить, но только очень сильно встряхнувшись. Переезд в чужой город, в никуда фактически — встряска еще та. Станислава рискнула и победила. Только мамаше все неймется…

— Мама, а давай по городу прогуляемся! Ты уже, небось, и забыла, как наша столица выглядит!

«Да-да, уведи эту Повседневность из дома хоть ненадолго. А лучше — потеряй ее в пути».

Ушли гулять. Фух! Можно спокойно квартиру почистить. Впрочем, недолго длилось мое одиночество. Едва закончил с уборкой, как… Настороженно прислушиваюсь к шагам в подъезде. Мяв, Римма Алексеевна пожаловала.

Клацнул замок в прихожей. Та-а-ак, кажется, бабушка и сама не знает, для чего пришла. Смотрит по сторонам озадаченно. Будто вспомнить что-то пытается. Что-то, что уже и забыть пора…

Не смогла Римма Алексеевна простить сына. Сильно на невестку взъелась, сама не поняв за что. Внучку — селючкино отродье — ни разу на руках не держала, ни на одно письмо Лешино не ответила, а он в итоге и писать перестал.

Игорек, младший Кшестанчик, — тот, пока за границу не перебрался, наведывался в гости. Подарки Стаське привозил. Тайком от родителей. То есть думал, что тайком…

Сама же Римма Алексеевна к сыну приезжала всего дважды. Первый раз — когда Стаське пять лет исполнилось. Зачем приехала — сама не поняла. Только с невесткой чуть ли не с порога поцапалась и сразу назад, на поезд.